— Мы уже однажды были в таком положении — там, в Долине Миражей, — напомнил другу Корин. — И едва все не провалили. Вернее, не мы, а… Кстати, ты что-нибудь слышал о Поплавском или Саблине?

Асташевский тяжело вздохнул и еще больше помрачнел.

— Сломались парни, что здесь говорить…

— Виталий все так же работает в сельской школе?

— Да. Где-то под Рязанью преподает физкультуру, ведет кружки по самбо, карате и айкидо. Я сто раз приглашал его вернуться сюда, на Марс, да и не только я… Сам знаешь, Виталия никто особенно и не обвинял. Но он человек гордый, сам послал себя в добровольное изгнание. Говорят, женился, обзавелся чудесным сынишкой… Но мне ни разу так и не ответил.

— Понятно. А Володя? Слышал, что он стал крупным коммерсантом.

— Э-эх… Вранье все это. Не такой человек Володя, чтобы становиться заурядным денежным мешком. Года два он провел в Антарктиде рядовым полярником, а затем растворился где-то в Юго-Восточной Азии. Ходили слухи, что он стал буддийским монахом, но я в это не верю. А во всем виновата проклятая журналистская братия. Сколько лет превозносила его до небес, а затем набросилась, словно стая акул на большого кита. Обвинили во всех смертных грехах, назвали чуть ли не врагом человечества номер один. А ведь нью-дориане улетели бы с Земли в любом случае, даже если б Володя и не шантажировал их!

— А мы не сумели его защитить, — грустно сказал Корин.

— Да, не смогли. Но сейчас у нас наконец-то появился шанс поправить положение. Если удастся протянуть хотя бы тоненькую ниточку взаимопонимания между Землей и Андорой… Э-эх, жаль, с нами не будет Ашота! Он человек восточный, хитрый и умный… Ладно, попытаемся как-нибудь справиться вдвоем.

— Но нас, конечно, проинструктируют знатоки дипломатии?

Асташевский вздохнул и с унылым видом повертел в руках пустую бутылку.

— Меня уже так проинструктировали, Игорек, что родная жена перестала узнавать. Хожу по дому, словно на цыпочках, даже мебель не дрожит, как обычно. О Господи, галстук стал носить на вечеринки! Ты когда-нибудь видел меня в галстуке? Я — нет. На ночь вместо детективов читаю томик Талейрана, а остальное время беседую по очереди аж с двумя десятками главных специалистов ООН. Кстати, через час мы с тобой должны явиться в Большой Сырт, и вся эта банда в смокингах возьмется за нас всерьез. Особенно за тебя, конечно, — ты же еще не в курсе, какой вилкой надо есть холодную осетрину и как вести тайные фотосъемки с помощью камеры, встроенной в пуговицу пиджака.

Корин захлопал глазами.

— Ты… ты серьезно? — выдавил он из себя. Асташевский невесело рассмеялся.

— А ты как думал? Мы же с тобой, братец, вроде бы как эмиссары человечества. Когда я вспоминаю об этом, хочется утопиться в марсианском канале. Кстати, у нас еще есть время позагорать на соседнем пляже. Ты никогда не плавал при пониженном поле тяготения, Игорек? Побежали, у нас еще… хм-м… целых сорок три минуты!

Не одеваясь, друзья спустились вниз. У гаража их поджидал Максим. Отсалютовав отцу, он строевым шагом подошел к пескоходу и забрался в кабину водителя.

— Видал? — тоскливо сказал Асташевский. — Родной сын смотрит на меня, как на Бога! Даже огрызаться перестал, а из школы носит чуть ли не по три пятерки в день. Господи, за что ты меня так наказал?

К вечеру — или, вернее, к ночи, ибо друзья вернулись в коттедж затемно, Корин успел трижды раскаяться, что так легкомысленно клюнул на приглашение Вадима. Хитрый, как беркут, Ашот наверняка еще девять месяцев назад почувствовал, что пора срочно заняться третьим ребенком, в результате прохлаждается сейчас где-то у себя на вилле среди летающих валунов. Отдуваться за прославленного водителя пришлось им с Вадимом, и это было потруднее, чем вести борьбу с расхитителями Марса или носиться по Солнечной системе за космическими пиратами. Два десятка суперэрудированных специалистов пытались за считанные часы вбить в головы спасателям столько информации, что у Корина началось нечто вроде мозговой тошноты. Еще вчера он спокойно спал, не имея даже понятия о таких науках, как психология Контакта, лингвистика, системный анализ, социология, экономика и прочее, прочее, прочее. Перед его утомленными глазами промелькнули десятки инструкций, составленных опытными специалистами разведслужб, и самое печальное заключалось в том, что он просто вынужден был все это запомнить. Словно Шерлок Холмс, он мог теперь по одной ворсинке на одежде нью-дорианина (если они обзавелись на Андоре одеждой) сделать заключение о мощи космического флота братьев по разуму, числе их фабрик и заводов и наиболее почитаемых видах напитков. Нью-дориане виделись ему черными фигурами на шахматной доске, которых надо непременно обыграть, мягко и неназойливо навязав в процессе дружеских бесед самые выгодные для Земли условия контакта. Чем располагают ныне колонисты? Какими машинами, технологиями, знаниями? Чего им не хватает — металлов, энергии или просто общения с родственниками-землянами? На каких условиях готовы они вступить в официальные переговоры и неофициальные контакты на всех уровнях? Есть ли у поселенцев чувство ностальгии по родине? Насколько выросла за эти годы их колония? Молодые нью-дориане — это люди или дориане, или и то и другое? Что они думают о Земле — боятся ее, ненавидят, любят или им просто наплевать? Установили ли колонисты связь с другими мирами дориан? Сотни, тысячи вопросов — и на все им с Вадимом по возвращении предстояло дать обстоятельные письменные ответы. И разумеется, надо уговорить хотя бы Марту Шадрину прилететь с дружеским визитом в Солнечную систему. Неважно, на какую планету — главное, любым путем продлить диалог, не дать порваться тонкой нити.

Пескоход остановился рядом с коттеджем. У распахнутых дверей их поджидала улыбающаяся жена Асташевского и очень похожая на нее маленькая Люся. Корин с огромным трудом изобразил на одеревеневшем лице улыбку, позорно назвал Марину Ириной, а девчушке по-дружески пожал руку так, что она скривилась от боли.

Посмотрев на мужчин, Марина понимающе улыбнулась и не стала приглашать в столовую, где их ждал роскошно накрытый стол с фирменным украинским борщом. И правильно сделала, ибо спустя несколько минут оба будущих посланника уже сладко храпели на соседних кроватях в одной из спален.

Следующий день был сущим кошмаром, и от него у Корина не осталось никаких отчетливых воспоминаний. Он даже перестал понимать, на какой планете находится. Ночь он провел в мысленных диалогах с Мартой Шадриной, о которой за прошедшие часы узнал больше, чем за все годы их знакомства. Оказалось, что, несмотря на ослепительную внешность, у Марты еще в детстве был обнаружен ряд мужских гормонов, а также склонность к шизофрении. Мать будущей Царевны Внеземелья была модной манекенщицей, вела довольно беспорядочный образ жизни, и это еще больше разожгло в будущем астробиологе неприязнь к прекрасной половине человечества. Закончив школу, она бежала из дома и была обнаружена в Канаде, где попыталась сделать операцию по изменению своего пола. Очарованный ее внешностью врач вколол ей вместо наркоза снотворное и привез в российское посольство. Студенческие годы в МГУ Марта провела также весьма бурно, и все считали, что после ТАКОГО Внеземелье для нее закрыто. Но, получив диплом, девушка внезапно преобразилась. Она всерьез желала провести остаток жизни в космосе и добилась этого очень просто — выйдя замуж за прославленного астронавта, ставшего мэром Лунограда. Спустя две недели после свадьбы она подала на развод, и на следующей вечеринке сумела окрутить вокруг пальца пожилого Матвея Хлебникова, первого комиссара Марса. Но на этот раз до свадебных колоколов дело не дошло — в первый же месяц своего пребывания на Марсе астробиолог Марта Шадрина оказалась в числе пропавших без вести…