Наверное, Маркел Григорьевич был дан Ярославцеву кем-то свыше, не иначе, но именно его тихие рассуждения, на которые никогда не отвечал Василий, каким-то странным образом умиротворили его и усмирили в его душе клокочущую ярость, смягчили тяжелое переживание своего бессилия и невозможности повлиять на ситуацию.

Он лежал, слушал глубокие мысли старика, произносимые тихим, проникновенным голосом, размышлял над услышанным, и что-то незримо и исподволь менялось в нем.

Усилиями отца, его друзей и новой команды адвокатов достаточно быстро дело Ярославцева начало меняться, приобретая совсем другое направление, и спустя восемь месяцев и двадцать пять дней Василия выпустили из СИЗО.

Когда Ярославцев уходил с вещами из камеры, Маркел Григорьевич, напутствовал его очередной мудрой мыслью:

– У вас все сложится хорошо, Василий Степанович, обязательно. Ведь кто не падал, тот не поднимался.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Василий и пожелал: – И вам здоровья, скорого разрешения вашего дела и выхода на свободу, Маркел Григорьевич.

– Благодарю, – слегка поклонился старик и напутствовал: – А вам желаю обрести себя настоящего. Истинного. И жить в радости каждый день.

На том и попрощались.

Василий шел по коридору под конвоем и улыбался иронично, даже головой крутанул, – ну, что за поразительная личность! Все какие-то глубокие мысли изрекает, все что-то пророчит, рассуждает о непростом и нравственные категории проповедует.

Но при всем его внешнем смирении и при всем его желании косить под просветленную святость до христианского служения там ой как далеко. Ведь сидит-то старик по сто пятой статье и не по самому простому ее пункту – убийству, на минуточку, с отягчающими, а зэки камерные при этом к нему с особым, подчеркнутым почтением и уважухой. И никто даже не цыкнул ни разу, не попросил заткнуться и не мешать спать остальным во время их ночных бесед, когда, как правило, на такие дела сокамерники очень серчали, могло и до «раздачи» по мордасам легко дойти.

Вот и пойми, что за человек. Но заставляет задуматься.

Как известно, историю пишут победители, но, выйдя из СИЗО, Василий себя победителем не чувствовал.

Во-первых, потому, что победил не он, а отец и его друзья, упертая целеустремленность Степана Юрьевича и его сила воли, а Василий-то как раз проиграл дело, недооценил опасность и серьезность ситуации. А во‐вторых, потому что с ним происходил какой-то внутренний надлом, что-то изменилось в Ярославцеве, и он отчетливо понимал, что изменилось бесповоротно.

Производство за время, проведенное Василием в изоляторе, не развалилось и сильно не пострадало, в первую очередь потому, что чиновник, наехавший на Ярославцева, сам был сильно заинтересован, чтобы завод благополучно работал, а налаженные связи не развалились и реализация продукции шла безостановочно.

Поэтому, по обоюдному соглашению, еще в самом начале конфликта руководить заводом был назначен независимый управляющий, так называемый кризисный менеджер, и его команда.

Затеянная история с отъемом собственности у Ярославцева для самого чиновника закончилась очень плачевно – после обращений отца, имевшего генеральную доверенность от сына по ведению всех его дел, в суд с исковым заявлением, подключения телевидения, где на центральных каналах прошли репортажи о зарвавшемся чиновнике с бесспорными доказательствами его участия в попытке рейдерского захвата. После массированной атаки на областного чинушу со всех возможных столичных кабинетов, до которых смог дотянуться и достучался Степан Юрьевич, ситуация резко поменялась.

Чиновника сняли с должности и арестовали. Против него было возбуждено несколько уголовных дел, сильно помогло еще и то обстоятельство, что кто-то очень хотел взгромоздиться на прикормленное место этого чинуши и, разумеется, под это дело с удовольствием «поборолся» с коррупцией в лице своего конкурента, обличив и «пригвоздив» его с особым рвением.

По иску, который выдвинули Ярославцевы, чиновнику присудили выплатить компенсацию в размере нескольких миллионов рублей за нанесенный моральный и материальный ущерб, а также подрыв деловой репутации Василия Степановича.

Короче, дядя попал конкретно и, скорее всего, надолго.

Родители и их друзья, собравшись большой компанией в усадьбе Василия, громко праздновали победу, которую они одержали, он же старался соответствовать их настрою, немного натужно улыбался, жарил шашлыки к застолью и чувствовал себя чужим на этом празднике.

Несколько месяцев Ярославцев вплотную занимался восстановлением и налаживанием работы завода. Полученную, на удивление достаточно быстро, от осужденного чиновника компенсацию вложил в развитие производства, нанял молодого управляющего, младшего сына одного из близких друзей отца, только что окончившего академию, очень толкового и талантливого парня. Вводил его в курс дела, возил везде с собой, знакомил с партнерами, рекламщиками и чиновниками, представлял нужным людям, передавал опыт с одной-единственной целью.

В Ярославцеве поселилась некая не дававшая покоя идея.

Разобравшись с делами, Василий пришел к отцу с непростым разговором.

– Хочу уехать, бать.

– Куда? – Степан Юрьевич почувствовал, что не ради праздного разговора пришел к нему сын.

– В тайгу, – вздохнул Василий и попытался сформулировать словами свое желание: – Что-то… мается что-то во мне после этой истории и тюрьмы. Что-то беспокойное, тяжелое. – Он взглянул на Степана Юрьевича измученным взглядом. – Что-то мне, видимо, требуется понять про себя, может, измениться, не знаю. Тишины требуется, без людей, без разговоров, себя хочу услышать. – И сдался, понимая всю сбивчивость и неубедительность своих объяснений, выдохнул: – Не знаю.

И посмотрел на отца в ожидании поддержки, понимания…

– Куда-то конкретно собрался? – строго спросил Степан Юрьевич.

– Да, – кивнул, повинно опустив голову, сын. – На биостанцию к Захарычу.

– То есть совсем на край света, – понимающе кивнул отец.

– Не совсем, – невесело усмехнулся Василий, – от станции еще с полсотни километров на кордон охотничий.

– Та-а-ак, – потрясенно протянул Степан Юрьевич. – Дикого одиночества захотелось. Ты хоть осознаешь, насколько это опасно? И что ты там делать будешь?

– Что и обычно. Не сидеть же просто так и на небо смотреть. Поговорил в бывшем своем институте, взял заявку на разведку, буду копать потихоньку в сезон, а данные и образцы пород с бортом через Захарыча переправлять.

– Один?

– Нет, с кумом Захарыча, Иваном, помнишь его?

– Помню, а как же, – отшельник и молчун, все тишком, слова от него лишнего не услышишь. Но хоть не один, – отлегло немного от души Степана Юрьевича.

– Зато охотник и лесовик, каких поискать, – заметил Василий.

– Надолго собрался?