Сегодня она снова ездила смотреть квартиру, в которую ейпредстояло вскоре переехать: нужно было замерить рулеткой кухню, чтобы неошибиться при покупке мебельного гарнитура. Район тоже был новым, таким жеотдаленным и неблагоустроенным, без телефонной станции и отделения милиции,даже без уличного освещения, но Светлану он устраивал. Ведь она собиралась житьздесь с человеком, которого любила, и ей совсем не нужно, чтобы ей ежедневнозвонили и приезжали знакомые или родственники. Она – вдова, и перспективаловить осуждающие взгляды и выслушивать высоконравственные сентенции ей вовсене улыбалась.

Она вышла из подъезда дома и не спеша двинулась к месту, гдеоставила машину. Свет в салоне не был включен, но Светлана знала, что он неспит и наблюдает за ней, хотя обычно он засыпал мгновенно, стоило емуостановить машину и расслабиться. Она открыла переднюю дверь, но садиться нестала.

– Давай пройдемся, – предложила Светлана. –Подышим воздухом, погуляем. Мы с тобой за три недели ни разу вместе не гуляли.

Опираясь на руку идущего рядом мужчины, Светлана Параскевичв который раз за последнее время подумала о том, какая же она счастливая,потому что у нее есть человек, которого она так сильно, так остро и такбеззаветно любит. И перед этой любовью совершенно меркнет расчетливая мыслишкао том, а любит ли он ее. Это было совершенно не важно, это не имело никакогозначения. Значение имело только то, что этот мужчина был для нее лучше всех насвете.

– Мне не дает покоя то, что рассказалследователь, – сказала она, прижимаясь щекой к рукаву его дубленки. –Все-таки это ужасно.

– Не вижу ничего ужасного.

– Но ведь Людмила умерла!

– И что? Она была сумасшедшей и покончила с собой. Этобыло ее собственное решение. Повторяю, я не вижу в этом ничего ужасного.

– Ну как же ты можешь так говорить, – произнеслаона с упреком. – Да, пусть она сумасшедшая, но она же живой человек.Живой, ты понимаешь? И она должна была жить до тех пор, пока не умретестественной смертью.

– Для сумасшедшего естественная смерть – это смерть,которую он сам себе приносит. Прекрати ее жалеть, она этого не стоит.

– Что ты говоришь! – возмутилась Светлана. –Каждый человек достоин того, чтобы его пожалели. Нельзя так.

– Она убийца. Ты что, забыла об этом? Она убилалюбимого мужчину только лишь потому, что не хотела, чтобы он принадлежал другойженщине, то есть тебе.

– Она убила человека не по собственной инициативе, апотому, что он ее об этом попросил. Не делай вид, что ты этого не помнишь.

– Все равно. Света, не впадай в сентиментальность.Вспомни, что она сделала с тобой, вспомни, как ты лежала в этой чертовой больницеи как тебе шесть раз в день делали эти чертовы уколы, и твои ягодицы и бедрапревратились в один сплошной синяк, и ты не могла ни сидеть, ни лежать. Быстроже ты ей все простила. Ты даже готова забыть, что до сих пор просыпаешься поночам, когда тебе снится, что на тебя бросается женщина с огромным ножом.Людмила получила то, что заслужила, и не смей ее жалеть.

– Но она же больной человек! – почти в отчаяниивоскликнула Светлана. – Как же можно обвинять ее во всем этом! Да, онасделала это, она бросалась с ножом, она стреляла из пистолета, но она же не всебе, она не руководит своими поступками, она не отдает себе отчета в них.Разве можно мстить душевнобольному? Разве можно радоваться самоубийству?

– Можно, Светочка. Можно. А в данном случае – нужно.

Светлана выдернула свою руку из-под согнутой руки мужчины ислегка отстранилась.

– У тебя есть сигареты? Я свои в машине оставила.

Он молча достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Ветердул прямо в лицо, и Светлане пришлось повернуться, чтобы прикурить. Онанесколько раз глубоко затянулась, потом медленно пошла назад к машине.

Ей было неприятно оттого, что он проявил такую жестокость. Иеще более неприятно ей было оттого, что такой жестокости и бездушия она в нем ине подозревала.

Подойдя к машине, она села на место водителя.

– Я отвезу тебя домой, – сдержанно сказала она.

– Разве ты не зайдешь? Ты же хотела.

– Я не рассчитала времени. Думала, мы с квартиройраньше управимся. А сейчас уже поздно, мне нужно возвращаться, – уклончивоответила Светлана.

– Тогда я поеду с тобой.

– Нет. Ты со мной не поедешь. Я отвезу тебя домой.

– Светка, я не могу так больше. Я умираю, когда тебянет рядом. Я хочу быть с тобой все время, двадцать четыре часа в сутки.

– Нужно подождать. Сейчас еще рано. Вот перееду сюда –и будем вместе.

Она постаралась улыбнуться как можно теплее и ласковее,надеясь этой вымученной улыбкой отогнать от себя охватившую ее внезапнуюнеприязнь к человеку, которого она любила и который только что проявил такойневероятный цинизм.

– Галина Ивановна вчера звонила, – сказала она,только чтобы что-нибудь сказать. – По-моему, она совсем плоха. Всерьезсобралась со мной судиться.

– Крыша у нее дырявая, – презрительно фыркнулон. – Ты же ей сказала, что книги написала ты. Она что, не поверила?

– Конечно, нет. А кто бы поверил? Любая вера во что быто ни было основана в первую очередь на совпадении того, что тебе хочетсяуслышать, с тем, что ты слышишь. Вот моя мама, если бы ей сказали, чтогениальный писатель – это ее дочь, а вовсе не зять, сразу бы поверила, потомучто любая мать, сознательно или подсознательно, но всегда хочет, чтобы ееребенок оказался выдающимся, талантливым, известным. Поэтому скажи любойматери, что ее ребенок безумно талантлив, и она охотно тебе поверит. А еслиматери известного писателя сказать, что он – бездарность и двух слов связать неможет, а все его гениальные книги написаны ненавистной невесткой, то надо бытьбольшим оптимистом, чтобы ожидать, что она с первого раза поверит.

– И что эта кретинка собирается делать?

– Будет подавать иск о разделе наследства. А я ей вответ иск об установлении авторства произведений, подписанных ЛеонидомПараскевичем. Она будет доказывать свое право на наследство сына, а я – чтоспорные денежные суммы не входят в наследственную массу, так как принадлежатлично мне как автору.

– Дура безмозглая. Кто бы мог подумать, что она таклюто тебя ненавидит!

– Перестань, – поморщилась Светлана. – Да,Галина Ивановна совершает не самые умные и не самые этичные поступки, но этопожилая женщина, и нужно быть к ней терпимыми хотя бы в силу ее возраста. Ипотом, напомню тебе, если ты забыл, дорогой, что три недели назад онапохоронила единственного сына. Когда человек умирает после тяжелой болезни, тоу близких есть хоть какое-то время, чтобы морально подготовиться к утрате. Акогда молодой человек погибает от руки убийцы, то от такого шока не скорооправляются. Вполне возможно, когда Галина Ивановна придет в себя, через годили два, ей самой станет стыдно за то, как она ведет себя сейчас.