— Оу! Оу-оу-оу! — мотала головой Ирэн. — Я не знаю как… И Мари не знает…

Клёкот и хлопанье крыльев усилились. Горгоны явно хотели модернизированную бусину Хроноса здесь и сейчас.

Мари поняла две вещи. Во-первых, лингвистический барьер исчез окончательно и разговор перешёл в невербальную стадию. Во-вторых, эти пташки сейчас заклюют её родную сестричку.

Поэтому она резко хлопнула ладонью по столу:

— Так! Успокоились все!

По крайней мере все повернулись к Мари.

— Мы искусственную бусину сделать не можем, — она произносила слова медленно и раздельно, как будто говорила с глухими, — но за дверью есть Эдуард. Он сможет.

Горгоны повернули головы в чёрных очках набок. Теперь они походили на голубей-стиляг.

* * *

У входа в ресторан царило боевое уныние. Спор «Что делать дальше?» выдохся. Плакат Джеффа «Никаких переговоров с террористами!» выглядел совершенно истрёпанным — впрочем, как и альтернативный плакат, написанный охрипшим от собственных аргументов Образцовым: «А если надо время потянуть?». Сами оппоненты сидели на полу, выставив перед собой рукописные аргументы, и мрачно молчали.

Спецназовцы сидели с оружием наизготовку и тайком от Шастеля позёвывали. Генерал прогуливался с отсутствующим видом.

Швед допытывал Эдуарда: почему Ирэн не окаменела? И почему окаменел Мрак, который вообще кошмаров не видел? И зачем Ирэн было зеркальце? И что вы тут по полчаса экаете, вместо того чтобы четко и ясно отвечать на вопросы?

В конце концов из учёного удалось выбить следующие гипотезы:

Ирэн не окаменела, потому что она женщина. То есть девушка («Лейтенант, не цепляйтесь к словам!»). Словом, не мужчина. Возможно, эти кошмары на девушек не действуют. «Вызовем женский спецназ! — тут же предложил Образцов. — Или нет, лучше не надо!»

А Мрак, наоборот, не Ирэн. То есть мужчина. Вот и окаменел. А видел — не видел… Этот вопрос науке пока непонятен.

Зачем Ирэн зеркальце? Науке вообще неясно, зачем девушки таскают с собой кучу всякого барахла. Наверное, носик припудрить хотела.

Наука не экает, а тщательно взвешивает ответы.

Кстати! Зеркальце Ирэн могло понадобиться для того, чтобы не смотреть в глаза чудовищу! Что вы говорите, лейтенант? В каком ужастике? А почему сразу не сообразили? Сначала надо соображать, а уж потом переживать, у вас и погоны на плечах для этого.

Последняя гипотеза сильно оживила дискуссию. Джефф с Образцовым уже почти подготовили план атаки («Всех оборудуем зеркалами заднего вида и атакуем, наступая задом!»), когда дверь открылась, и Ирэн предельно деловым тоном потребовала:

— Эдуард! А ну-ка, подойдите сюда на минуточку!

Наука в лице ассистента профессора Джонсона зависла от такого предложения, но О., который изныл от неизвестности, перекинул Эдуарда через плечо и со сдавленным криком: «Мы идём!» втащил его в ресторан.

Дверь захлопнулась вместе с нижней челюстью шведа.

— Думаю, — сказал Образцов, — штурмовать зал не придется.

«Такими темпами, — написал Джефф, — через пару часов они сами нас туда по одному перетаскают».

— Какая удивительная история, — Шастель, покачивая головой, выковырял наушник из уха. — Оказывается, это не кошмары, а бессмертные Горгоны из семейства титанов… Что вы так на меня смотрите? Вы что, думали, я отпущу беззащитную девушку в лапы безжалостного врага, не снабдив её микрофоном?

Длина в формуле — это не главное.

Пифагор о формуле длины окружности

Почему-то военная хитрость применяется гораздо чаще, чем военная мудрость.

Фон Клаузевиц. «Мои воображаемые победы»

Для лейтенанта О. настал идеальный момент, чтобы признаться. Вечер, ресторан, он и Ирэн. Мари не в счёт, она всё поймёт. Эдуард не в счёт, он ничего не поймёт. И даже два василиска, обернувшихся горгонами, казалось, смотрели на него подбадривающе. Точно лейтенант сказать не мог, на нём были тёмные очки, на горгонах были тёмные очки, но то, что он ещё не окаменел, казалось хорошим знаком.

Не хватало только шампанского, за которым О. и отправился на кухню.

Тем временем разговор на языке Эсхила, Демосфена и авторов физической терминологии продолжался.

— Как… э-э-э… интересно. Цепь пространственно-временных преобразователей, конгруэнтных апериодичным складкам континуума…

И Эдуард, похожий в тёмных очках, которые он нацепил на родные очки, на ослепшее фасеточное насекомое, принялся наносить на скатерть уравнение. Горгоны живо заинтересовались знакомыми греческими буквами, из которых складывались вроде даже и не слова.

Эвриала вопросительно шипнула.

— Нет, это не новогреческий, — поправила её Ирэн. — Это формулы. Я знаю, нас в школе учили.

— Этим формулам? — поразилась Мари.

— Тому, что это формулы.

* * *

Шампанского на кухне не оказалось — там вообще мало чего оказалось после баррикадирования горгонами дверей. Лейтенант, поколебавшись, открыл кладовку. В кладовке стоял пингвин.

* * *

— Таким… э-э-э… образом, новый природный преобразователь… э-э-э… появится через двести одиннадцать… э-э-э… лет, — Эдуард откинулся на спинку стула с видом человека, выполнившего всё, чего от него хотели.

За стенкой раздалось буханье спецназовских берцев.

— К штурму готовятся, — сказала Мари. — Двести одиннадцать лет мы тут вряд ли продержимся.

Горгоны уставились на дверь, словно раздумывая, не укрепить ли её ещё и бесполезным учёным.

— Да вы с ума все посходили! — вскочила из-за стола Ирэн. — Эдуард! У вас же есть искусственные бусы!

Учёный схватился за горло, то ли проверяя наличие бус, то ли защищаясь от возможного нападения рассерженной девушки.

— Преобразователь, — пояснила Мари, — который в демонстрационном зале. Вы можете его перенастроить?

Эдуард поскрёб очки.

— Э-э-э… Ну да… Это ведь тоже своего рода… Континуум… Сингулярность…

Учёный говорил всё тише, и Горгоны забеспокоились. Сфено что-то уточнила у Ирэн и та рассеянно ответила:

— Давай лучше я.

Нежная девичья оплеуха вернула Эдуарда из мира грёз и формул в зал ресторана.

— Мне нужно кое-что рассчитать, — сказал он. — Не принесёте ли… э-э-э… свежую скатерть?

* * *

Пингвин смотрел с таким укором, будто О. не пригласил его на мальчишник.