Но в действительности, как он сейчас понял, эти показания шли вразрез с его собственными мыслями. Слишком уж очевидным было внезапное оживление вокруг заброшенного дома четвертого и пятого ноября.

– Интересно все-таки, как человек запоминает одно, а не другое, – рассуждала Робин, когда они поднимались по красно-зеленой лестнице в Западном Бромптоне; Страйк, наступая на правую ногу, всякий раз морщился. – Странная штука память, вер…

Правое колено Страйка вдруг будто обожгло огнем, и детектив привалился к перилам мостика-перехода. Шагавший сзади мужчина в костюме раздраженно выругался, наткнувшись на массивную преграду, а Робин, которая не прерывала своих рассуждений, ушла на несколько шагов вперед, пока не сообразила, что Страйка рядом нет. Она поспешила назад и увидела, что он побледнел и покрылся испариной; пассажиры аккуратно обходили его стороной.

– Что-то лопнуло, – процедил он, стиснув зубы, – у меня в колене. Черт… черт!

– Давай попробуем взять такси.

– В такую погоду это дохлый номер.

– Тогда поехали в обратную сторону – вернемся в контору.

– Нет, мне позарез нужно еще…

Никогда еще он не ощущал скудости своих ресурсов так остро, как сейчас, стоя на ажурном железном мостике под заснеженным стеклянным куполом. Раньше в его распоряжении всегда была служебная машина. Он имел право вызывать к себе свидетелей. В Отделе специальных расследований он рулил, а другие ему подчинялись.

– Если позарез нужно, значит возьмем такси, – твердо сказала Робин. – По Лилли-роуд путь неблизкий. У тебя… – Она осеклась. Между собой они никогда не упоминали – разве что косвенно – инвалидность Страйка. – У тебя, наверное, есть палка или…

– Если бы, – пробормотал он бескровными губами.

Притворяться не имело смысла. Он не представлял, как доберется до конца мостика.

– Сейчас купим, – сказала Робин. – В аптеках иногда продаются. Найдем. – А после секундного колебания предложила: – Обопрись на меня.

– Я слишком тяжелый.

– Просто для равновесия. Как на трость. Давай, – решительно скомандовала она.

Одной рукой Страйк обхватил ее за плечи и медленно заковылял по мостику рядом с ней. У выхода он остановился. Метель на время утихла, но мороз только крепчал.

– Почему же нигде нет скамеек? – рассердилась Робин, вертя головой.

– Вот так и живем, – сказал Страйк и, как только они остановились, поспешил убрать руку с ее плеча.

– Как по-твоему, что это было? – спросила Робин, глядя на его правую ногу.

– Понятия не имею. Колено еще утром распухло. Не надо было вообще надевать этот протез, но я ненавижу костыли.

– Ну, знаешь, на Лилли-роуд в такую погоду недолго шею сломать. Мы сейчас возьмем такси, и ты вернешься в контору…

– Нет. Я должен еще кое-что сделать, – рассердился Страйк. – Энстис подозревает Леонору. Но она ни при чем. – От боли у него пропала охота темнить.

– Хорошо, – сказала Робин. – Тогда мы разделимся, и ты поедешь на такси. Согласен? Ты согласен? – не отступалась она.

– Ладно, – сдался он. – А ты езжай в Клемент-Эттли-Корт.

– И что там искать?

– Камеры видеонаблюдения. Укромные места, где можно спрятать одежду и потроха. Кент – если она уволокла и то и другое с собой – не стала бы заносить это в квартиру, чтобы не завоняло. Поснимай на мобильный – фотографируй все, что сочтешь подозрительным…

Перечисляя эти задачи, Страйк думал, насколько же они незначительны, но ведь нужно было хоть что-нибудь делать. Почему-то у него из головы не шла Орландо со своим мягким орангутангом.

– А что дальше? – спросила Робин.

– Дальше – на Сассекс-стрит, – после короткого раздумья ответил Страйк. – Задачи – те же. Когда управишься – позвони, встретимся в городе. Дай-ка мне адреса Тассел и Уолдегрейва.

Робин протянула ему листок бумаги:

– Я пошла за такси.

Не успел он ее поблагодарить, как она размашистым шагом вышла на промерзшую улицу.

Обдумывать я должен каждый шаг,

Хожу я как по льду, и мне нужны

Подбитые гвоздями башмаки,

Иль оступлюсь я и сломаю шею.

Джон Уэбстер.

Герцогиня Амальфи[18]

К счастью, пятьсот фунтов, полученных наличными в качестве аванса за нападение на мальчишку-школьника, еще лежали у Страйка в бумажнике. Назвав таксисту адрес Элизабет Тассел, он внимательно отслеживал маршрут и добрался бы до ее дома на Фулем-Пэлас-роуд буквально за четыре минуты, если бы не увидел из окна аптеку. Он попросил водителя остановиться и очень скоро стал владельцем регулируемой по высоте трости, которая заметно облегчила его передвижения.

По его прикидкам, женщина в хорошей физической форме проделала бы такой путь пешком меньше чем за полчаса. Элизабет Тассел жила дальше от места преступления, чем Кэтрин Кент, но Страйк, довольно хорошо знавший этот район, не сомневался, что она могла бы добраться к себе домой переулками (и на своих двоих, и на автомобиле), не попадая в камеры видеонаблюдения.

В этот унылый, холодный день ее дом выглядел обшарпанным и безликим. Рядовая викторианская постройка из красного кирпича не шла ни в какое сравнение с величественной, оригинальной архитектурой Тэлгарт-роуд. Дом стоял на углу; сад заполонили разросшиеся кусты ракитника. Страйк разглядывал садовую калитку, прикрывая сигарету ладонью, потому что опять повалил мокрый снег. И палисадник, и задний двор были скрыты от посторонних глаз темной живой изгородью, отяжелевшей от наледи. Окна верхнего этажа выходили на кладбище; в преддверии зимы вид был удручающий: голые деревья тянулись костлявыми руками к блеклому небу, старые надгробья уходили в бесконечность.

Мыслимо ли было представить, чтобы кипящая от нескрываемой ненависти к Оуэну Куайну Элизабет Тассел, в черном деловом костюме, с алой помадой на губах, тайком возвращалась сюда под покровом тьмы, в пятнах кислоты и крови, да еще с пакетом кишок?

Холод злобно щипал шею и пальцы. Затоптав окурок, Страйк попросил водителя, с любопытством и подозрением наблюдавшего, как странный пассажир изучает дом Элизабет Тассел, отвезти его в Кенсингтон, на Хэзлитт-роуд.

Ссутулившись на заднем сиденье, он глотал обезболивающее и запивал минеральной водой – все это было куплено в той же аптеке.

В такси удушающе пахло застарелым табаком, въевшейся грязью и старой кожей. Дворники шуршали, как приглушенные метрономы, ритмично расчищая мутную картинку широкой, оживленной Хаммерсмит-роуд, где перемежались короткие ряды скромных офисных зданий и шеренги жилых домов. Страйк обратил внимание на дом сестринского ухода «Назарет-хаус»: безмятежное, похожее на собор здание из того же красного кирпича, только с проходной, надежно отделяющей тех, кому обеспечен сестринский уход, от всех прочих.