В расчетное время спасительный сигнал, разрывающий электрическую цепь взрывателя, не поступил, и спускаемый аппарат в верхних слоях атмосферы превратился в тучу мелких осколков. Так погибли Пчелка и Мушка. Полное удовлетворение получили только разработчики системы АПО. Это был тот редкий случай, когда систему удалось проверить в реальных условиях и подтвердить ее надежность. Для пилотируемых кораблей она, конечно, не применялась. Но была доказана ее эффективность для будущих секретных кораблей-разведчиков.

Следующий экспериментальный пуск корабля-спутника состоялся 22 декабря. Это была последняя попытка закончить 1960 год еще одним космическим успехом. На корабле 1К № 6 в полет были отправлены собаки Шутка, Комета, мыши, крысы и другая мелкая живность. В начале участка третьей ступени отказал двигатель. Система управления выдала команду на отделение корабля, и спускаемый аппарат по расчетам баллистиков следовало искать в Якутии. Цел ли он, как приземлился после аварии на активном участке, что с собаками, которые должны были быть выброшены катапультой в своем неутепленном контейнере на якутский мороз? Ответы на эти вопросы были очень нужны.

Королев настоял, и Госкомиссия отправила в Якутию поисковую группу во главе с Арвидом [Владимировичем] Палло. Этот ветеран ракетной техники воистину прошел через «огонь, воду и медные трубы» Теперь ему предстояло найти в безлюдной Якутии при 40 °C ниже нуля остатки космического корабля.

Мы в то время находились на небольшом аэродроме в Новокуйбышеве. С утра сообщили, что все идет хорошо, а потом дается команда «отбой». Мы ничего не знаем, отбой так отбой. Мы не знаем, по какой причине произошел отбой, но понимаем, что завтра рано утром мы возвращаемся. Поздно вечером раздается звонок. Оказывается, Королев позвонил в воинскую часть и сообщил, чтобы я и представитель из Ленинграда Комаров забрали необходимый инструмент и отбыли на близлежащий аэродром в Безымянку. Там нас ожидает самолет ТУ-104, снятый с пассажирского рейса. Естественно, погрузившись в самолет, я спрашиваю пилота: «Куда летим?» Он отвечает: «То ли Новосибирск, то ли Красноярск, непонятно». Решили отдыхать. Приземлились в Новосибирске. Только вышли, нам навстречу бежит военный и спрашивает: «Вы такие-то?» — «Да!» — «Прошу в Ил-14». Садимся туда. Прилетаем в Красноярск. Нас уже разыскивают. Готов самолет ГВФ [Гражданского воздушного флота], надо срочно туда грузиться и лететь дальше. На вопрос, куда мы летим, ответ: «Указания будут позже». Мы не знаем, то ли в Туру, то ли в Туруханск. Над аэродромом Подкаменная Тунгуска решили связаться с начальником аэропорта. Стараемся узнать через него, какие типы самолетов у него есть, чтобы по ним определить, участвуют ли самолеты поискового отряда. Выяснили, участвует еще одна группа Черновского в проведении поисковой работы. В его ведении были самолеты с приводами, с помощью которых можно запеленговать место работы радиомаяка, которым был снабжен спускаемый аппарат.

Приземлившись в Подкаменной Тунгуске, встретились с поисковой группой, и стало ясно, в чем дело. Оказывается, корабль-спутник вышел на нерасчетную орбиту, поэтому направление радиосигналов имеется, но только азимутальное, а второго отсчета нет. Поэтому нас отправили по трассе полета. И нам никто ничего не мог уточнить. Летите и будьте здоровы.

Мы обсудили положение. Приняли решение. Прибыла большая группа из Ленинграда. Все разместились по самолетам, решив проводить визуальный поиск. В это время ко мне подходит представитель органов капитан Сабиров, с которым я летел вместе из Красноярска, и говорит, что было бы желательно, чтобы Комаров и я летели вместе с ним. Ну, хорошо. Летим в направлении Туры. В полете мы ничего не заметили. Прилетели в Туру, сели и пошли сразу на КП [командный пункт] к начальнику. Там находился еще один работник из органов Никифоров. Пока мы разбирались, знакомились, поступила радиограмма с самолета Ли-2, который барражировал в этом районе, производя самостоятельную поисковую работу. Он мог поймать луч, определить направление пеленга. С самолета говорят: «Вижу цель в форме шара с двумя отверстиями. Есть парашют». Ясно — наш корабль. Нашли корабль, все хорошо. В это время из Туруханска прилетает вертолет. Я прошу начальника аэропорта срочно доставить нас к месту нахождения спускаемого аппарата. Он говорит: «Нет, так как наступает темнота». А в это время дни были очень короткие, 3–4 часа светло, остальное время — ночь. Мне пришлось раскрыть, почему нам необходимо быть у аппарата.

Аппарат совершил посадку по нештатной ситуации, это раз, второе — в аппарате имеется автоматическое подрывное устройство, которое может вывести аппарат из строя. Мы не знаем, в каком состоянии находится это устройство: в состоянии отбоя или взведенном. Мы не можем определить. Можно это сделать, только осмотрев аппарат. Получаем наконец согласие и вместе с Комаровым вылетаем к месту посадки аппарата.

Аппарат опустился в 60 км западнее Туры, полетели туда. Кругом тайга, сесть трудно, наконец вышли на место, где сумели сесть. Мы выпрыгнули из вертолета. Снег по пояс, лыж нет, инструмент с собой тащить надо. Взяли направление, пошли. Метров 60 прошли, а дальше направление потеряли. Не на что ориентироваться. В это время подлетает самолет Ан-2 и сообщает пилоту вертолета, что начинает темнеть и он улетает в Туру. Я опять вмешиваюсь и прошу помочь его в ориентации, чтобы самолет летел в направлении «вертолет — цель», пока мы не подойдем к кораблю.

И мы вышли к аппарату. Первое, что мы увидели, подойдя, это то, что не отделилась отрывная плата. Висит вот такой пучище проводов, они обуглены. Второе — люки парашютный и капсулы отстрелились, парашют висит на березе. Капсула на месте. Она не отстрелилась. Что делать? В таких случаях надо быть очень осторожным, мало ли что может приключиться!

«Ты становись за дерево, а я пройду и обесточу систему устройства». Комаров говорит: «Нет, эта система — моя». Я говорю: «Идти должен я, поскольку я — старший по группе». Кинули на спичках. Жребий выпал ему. Он пошел. Я встал за дерево. Он мне рассказывает, что делает, какой разъем отрывает, чего касается. Я это фиксирую. Он все сделал и отошел. Одна система обесточена. Теперь нужно обесточить весь корабль, поскольку капсула находится во взведенном состоянии. А выстреливается она пороховыми двигателями. Дальше срабатывают парашютные системы. Теперь моя очередь. Сам разъем находится в самой глубине, а капсула торчит напротив, прямо передо мной. Температура за –40°, снимаю с себя куртку и протискиваюсь к разъему. Корабль пошатнулся. Что может произойти, непонятно. Наконец добрался до этого разъема, выключил систему. Тут застучали по контейнеру. Иллюминаторы замерзли, ведь прошло несколько суток, прежде чем его нашли. Постучали — ни звука, ни ответа. В это время пилот вертолета говорит: «Мне надо срочно улетать, время вышло». Уже темнеет. Мы подхватили радиомаяк, взяли с собой и вылетели в Туру. Оставили его включенным, чтобы проверить общее время наработки передатчика.

Ночью же меня дважды вызывал Королев. Причем очень интересовался состоянием животных, корабля. Я начал ему рассказывать, но в это время заиграло северное сияние, и радиосвязь прекратилась. Я не мог сказать, живы собаки или нет, потому что на стук по контейнеру они не откликались.