— Сначала нет, но после выпускного я ей рассказала о своих планах.

— И она тебя поддержала.

Инга кивнула.

— Без поддержки я не смогла бы зайти так далеко.

— Я всегда чувствовала, что есть в твоей подруге некая червоточина. Чутьё меня не подвело, стоило чаще ему доверять.

— Слушай, Ань, прости меня. Я только теперь понимаю, сколько всего натворила, — проговорила Инга, — я ведь и сама счастья не нашла.

— Думаешь, меня это должно утешить или обрадовать?

— Нет, конечно. Но с другой стороны, ты ведь тоже за Сашу не боролась. Теперь ты с Марком. Значит, это была не любовь.

Я бросила на неё полный горечи взгляд и ничего не ответила. Я чувствовала к ней отвращение и в то же время была благодарна. Не сделай Инга всего этого, я никогда не встретилась бы лицом к лицу со своим прошлым, чего я тайно всегда желала, о чём мечтала и чего ждала. Не было бы этих восхитительно-сладостных дней и ночей, проведённых с Марком — человеком, научившим меня жить свободно, страстно, жить, доверяя своим чувствам и желаниям. И наконец, не пережив всего этого, не прочувствовав, я так и не излечилась бы от недуга первой любви. Она продолжала бы жить в закоулках моего истерзанного сердца, то и дело напоминая о себе тоскливым шёпотом воспоминаний, не позволяя отдаваться полностью новым чувствам и жить настоящим.

За окном всё так же спокойно, полулениво, точно в бреду, качался клён, фонари всё так же разбрасывали в стороны оранжевые полосы света, но мне казалось, всё это выглядит по-иному. Мир словно преобразился, в нём появился некий новый, скрытый смысл. Я пыталась охватить взглядом всё окружающее меня пространство, вобрать в себя все звуки, все цвета и недоумевала, почему раньше не замечала столько очевидного.

После признания Инги я не могла не думать о Саше. Чувства к нему вспыхнули с новой силой и начали безраздельно властвовали в моём сердце. Я тосковала по нему и каждый день мечтала о встрече.

И теперь разве могла я обманывать Марка, оставаться с ним и делать вид, будто всё между нами как прежде? Это было бы подло и фальшиво. Но разорвать отношения сейчас, в момент, когда он был столь уязвим и подавлен, когда он был надломлен болезнью отца, страхом его смерти и одиночества, было тоже крайне жестоко. Я отчаянно бросалась от одного довода к другому, от одной мысли к другой, но так и не могла принять окончательного решения. Мне казалось, после всего, что он сделал для меня, после всего, что мы пережили вместе, я не вправе расстаться с ним, я должна забыть Сашу, каким-то образом вырвать воспоминание о нём из сердца. Но неловкие попытки возродить былую страсть к Марку оказались тщетными. Я вновь очутилась на перепутье со сломанным компасом в руках и разрывающимся на части сердцем, одинокая и потерянная.

Мне был жизненно необходим совет, совет человека, которому я могла доверять. И я написала Лене. Она ответила неожиданно быстро. Сообщение было коротким, но в нём я нашла утешение и очередное разрешение судьбы поступать так, как подсказывает сердце.

«Ты не должна никому ничего. Кроме жизни, её ты должна прожить. Вот и всё. Если ты останешься с Марком, не любя его, неужели думаешь, он будет счастлив?» — написала Лена.

Её слова стали для меня откровением. Истина была так очевидна, она лежала на поверхности, а я смотрела во все глаза и не могла её разглядеть.

В день, когда я, наконец, получила сертификат о прохождении интернатуры и мой тернистый путь к профессии врача был завершён, Марк пригласил меня в ресторан, чтобы отметить это событие.

— За тебя! — сказал он, поднимая бокал красного вина, — поздравляю от всего сердца!

Мы сделали по паре глотков и опустили бокалы. Марк молчал, я тоже не знала, что сказать и, почувствовав себя неловко, потупилась, склонила голову и принялась ковырять вилкой стоящий передо мной салат.

— Семь лет жизни, — проговорил Марк. — Не жалеешь?

— Нет, — отозвалась я, подняв на него глаза и тщетно пытаясь отыскать в талой воде прежнюю искру. — Мне нравится моя профессия. Да ты и сам — вечный студент.

— Ты права.

Снова наступило молчание. Марк нетерпеливо поёрзал на стуле и сунул руку во внутренний карман пиджака. Через секунду он протянул мне узкую бархатную коробочку и произнёс:

— Это тебе, в память об этом дне.

Я подняла крышку, внутри лежал серебряный браслет, инкрустированный светло- голубым, точно слеза, топазом.

— Марк, он прекрасен, — я вновь посмотрела в его глаза, они улыбались тепло, по-дружески, словно он был моим братом, — но я не могу принять такой дорогой подарок.

— Почему?

— Нехорошо принимать подарки, когда собираешься уйти.

Марк опустил глаза и стиснул зубы, на его нижней челюсти задвигались желваки. Он сидел неподвижно, словно изваяние, и молчал, а я не решалась нарушить тишину, боясь, оскорбить его чувства.

— Я давно предчувствовал этот момент, — сказал он и посмотрел на меня. В талой воде всколыхнулась печаль, но какая-то тихая, умиротворяющая, словно осень. — Ожидал, и всё равно в груди что-то будто оторвалось и укатилось, теперь уж не отыскать, не увидеть, что именно это было. Странно, но не больно совсем, — Марк протянул мне тёплую ладонь, я вложила в неё свою. Он крепко, почти благодарно сжал мою руку. — Ты оказалась решительнее меня. Признаться, я собирался сделать это сам. Мне казалось, ты остаёшься со мной из жалости. А я меньше всего хотел, чтобы меня жалели, — я опустила глаза, но Марк коснулся моего подбородка. — Я любил тебя так сильно, так страстно, как, наверное, никогда не смогу полюбить. Отчего же наша любовь так быстро иссякла?

— Она длилась девять лет, это не так уж быстро.

— Но из этих девяти лет восемь мы были порознь.

— Возможно, в этом и кроется причина. Мы слишком долго были порознь. Быть может, если бы не было этой разлуки, всё сложилось бы иначе.

— Выходит, судьба сыграла с нами злую шутку, — горько усмехнулся он. — А браслет оставь. Это мой тебе подарок, пусть и прощальный.

— Спасибо тебе, спасибо за всё.

Когда мы вышли из ресторана, на улице уже было темно. Стало прохладно, поднялся сырой, порывистый ветер, он кружился и завывал в узких переулках, точно кого-то потерял и безуспешно пытался отыскать. Над головой клубились низкие, тяжёлые тучи, пахло дождём и городским смогом. Марк быстро снял пиджак, и накинул мне на плечи.

— Позволь, я отвезу тебя домой, погода совсем испортилась.

Я кивнула. Уже возле самой машины, я резко повернулась к Марку и, запинаясь от волнения, проговорила:

— Марк, я любила тебя, любила до безумия. Ты веришь мне? Прости меня, прости, что причинила тебе боль.

— Глупенькая, — улыбнулся он и крепко обнял меня, — я это знаю. Мне не за что тебя прощать. Всё случилось так, как должно было случиться. Иначе быть не могло, и никто в этом не может быть виноват.