— Мне еще слишком рано рожать, — отчаянно возражала она. Мысль о том, что придется даже временно покинуть уже освоенное мужское дело, страшила ее.

Томас рассмеялся, не подозревая, что творится в ее в голове.

— Вот так дела! Когда появится ребенок, наша супружеская жизнь вступит в одиннадцатый месяц. Это время можно посчитать на пальцах.

— Я не об этом говорю, — раздраженно сказала она. — Я надеялась, что смогу принять более активное участие в деле. В Лондоне полно женщин, которые имеют свое дело и сами управляют им, будь то закусочные, таверны, мастерские серебряных дел, ювелирные мастерские или масса других предприятий. Я думала, что сама смогу от твоего имени вести дела с клиентами, стану знатоком обивочных тканей и, возможно, начну заниматься всеми материалами, пригодными для занавесок, постелей и всему прочему. Разве не досадно и обидно, что я буду лишена такой возможности, во-первых, из-за беременности, а, во-вторых, из-за необходимости кормить малыша днем и ночью. К тому же появится множество других дел, которые отнимут у меня время.

Он прищурился, взглянул на нее и сжал губы.

— Как ты можешь быть такой глупенькой? Разве для женщины не самое главное заботиться о ребенке и воспитать его разумным существом?

— Ты никак не хочешь понять меня!

— Теперь я сожалею, что позволил тебе сидеть в конторе. Ты там больше никогда не будешь работать. Я женился на тебя не для того, чтобы завести себе компаньона по делу. Я женился для того, чтобы у меня была любящая жена, мать моих детей и хранительница домашнего очага.

Кэтрин пришла в бешенство.

— Домашнего очага? — набросилась она на него. — Разве в этом доме можно заводить ребенка? — Она подперла бока руками и с презрением оглянулась вокруг себя. — Это ведь настоящая кухня-гостиная с мебелью, пригодной для разведения костра. Ребенок сможет играть лишь на мощеном дворе мастерской. — Ее недовольство разгорелось с новой силой при мысли о том, что неизвестно, сколько времени она будет привязана к этому дому. — Даже дверь нашего дома открывается со стороны двора и ведет в коридор, по которому твои работники топают весь день, что-то приносят и уносят, разбрасывают повсюду щепки, разносят ботинками пыль, землю, грязь. Ты хотя бы представляешь, сколько раз мне приходится браться за метлу и убирать этот мощеный пол. Что же касается нашей спальни, тебя совсем не беспокоит, что мне приходится распихивать свою одежду по ящикам одного комода и развешивать по нескольку платьев на одну вешалку. Ты доволен уже тем, что там стоит кровать!

Тирада жены поразила его.

— Я не знал, что наше жилище тебе так неприятно, — холодно ответил Томас. — Однажды у тебя будет все, что пожелает твое сердце. Только потерпи немного. Я пока еще не в силах сдвигать горы. Но я это сделаю. А тем временем надо будет сделать так, чтобы тебе стало приятнее жить здесь.

Кэтрин прикусила губу, ей стало стыдно за свое поведение, но она не могла заставить себя взять сказанные слова обратно, примириться с тем, что все ее надежды и намерения умерли в один час. Позднее вечером они в страстных объятиях любви примирились, каждому хотелось заделать брешь, возникшую между ними. Оба простили друг друга, но каждый остался при своем мнении, ибо по упрямству они не уступали друг другу.

Несколько дней спустя она получила новый комод для белья. Что же касается коридора через их жилье, то один ученик получил задание подметать его несколько раз в день. Раньше он делал это лишь раз вечером, когда заканчивалась работа. К тому же Томас заменил часть мебели в гостиной более новой из склада, где она однажды выбрала себе маленький столик и тем самым изменила свою судьбу. Затем перегородили кухню, так что вид из гостиной не портили кастрюли и сковородки. Кэтрин понимала, что все эти новшества и перемены отняли время, которое можно было сэкономить, но она упорно твердила себе, что имеет право на некоторую компенсацию за нынешние неудобства и неудовлетворенность.

Когда прошли приступы тошноты, Кэтрин продолжала чувствовать недомогание, причины которого не могли определить. Она все время пила молоко ослиц, причем их доил гуртовщик прямо во дворе. Кэтрин избегала пить коровье молоко с ферм, которое молочницы носили в ведрах на коромыслах. Все знали, что они разбавляют его водой. Кэтрин ела пищу, которую считала самой питательной, хотя делала это без большой охоты, ибо никогда не чувствовала голода. Иногда у нее не было никакого желания чем-либо заниматься, она просто добиралась до дивана и лежала на нем весь день, досадуя на то, что хорошее здоровье и энергия, видно, совсем покинули ее. Томас нанял женщину, которая каждый день приходила к ним заниматься домашними делами, а после ссоры он тут же посадил в конторе клерка. Тот однажды оторвал взгляд от гроссбухов и увидел, что Кэтрин сквозь стекло смотрит на него с такой злостью и горечью, что клерк покраснел от неловкости, совершенно не понимая, каким образом он мог обидеть ее.

Кэтрин с каждым днем становилась все более подавленной. Визиты со стороны матери и сестер лишь ухудшили положение. Те считали, что неестественно и грешно не радоваться будущему ребенку и без обиняков так и сказали ей, делая ее более несчастной и виноватой. Кэтрин обидела родных тем, что не проявила интереса к принесенной ими еде и подаркам в виде одежды для малыша. Когда она сама шила подобную одежду, то делала это с такой неохотой, что стежки получались неровными, а одежда нескладной. Она больше не выносила объятия Томаса и отталкивала его, когда тот хотел поцеловать и прижать ее к себе.

Тут ее навестила Изабелла. Она собиралась поехать за рубеж. Война с Францией наконец стала затихать и был подписан прелиминарный мирный договор. Британские путешественники снова пересекали Ла-Манш и направлялись к французским берегам. Она собиралась пополнить этот поток. Оказалось, что ее лондонский дом хранит слишком много напоминаний о Томасе, и она не могла найти в нем душевного покоя, как бы щедро ни принимала гостей, не отставая от бурной светской жизни, чтобы чем-то занять свои мысли и время. Мебель, которую он изготовил для ее дома, великолепно смотрелась в каждой комнате. Изабелла касалась ее, словно общаясь с ним. Что же до украшенной херувимами постели, она спала на ней каждую ночь в одиноком блеске, хотя множество мужчин с удовольствием разделили бы с ней это ложе. Изабелла поразилась тем, как много самодовольных мужчин считали вдову легкой добычей, а то широко известное обстоятельство, что она несказанно богата, означало, что ей не давали покоя охотники за богатыми невестами, поставившие перед собой цель ухаживать за ней и добиться победы. Изабелла собиралась во время путешествия привыкнуть к жизни без Томаса и встречаться с ним в любое время после возвращения, не испытывая мук любви, которые стали невыносимы.

Она поразилась, впервые увидев Кэтрин такой изможденной, и пожалела о том, что не пришла раньше. Щадя собственные чувства, она избегала встреч с молодоженами, хотя и обменивалась с Кэтрин записками и короткими письмами. Сегодня, готовясь к зарубежной поездке, Изабелла нанесла визит из чувства долга.

— Как ты добра, навестив меня в то время, когда ты так занята подготовкой к отъезду! — радостно воскликнула Кэтрин, встречая ее в дверях. — Как ты красива! Какое модное платье! И эта чудесная шляпка! Ты само дыхание внешнего мира. Иногда я чувствую себя так, что вот-вот умру от тоски в этих тесных комнатах.