Всю жизнь проживший в столице Альрахана Торжен отлично знал город, ориентировался в нем, может, лишь малость хуже, чем во дворце, впрочем, с пути к нынешней цели сбиться был просто не способен. Подведи память, сердце, пылающее черным пламенем жажды мести, и глубинный страх точно указали бы дорогу. Сенешаль шел за покровительством, и ему было что предложить взамен. О да!

Высоченный забор в переплетении пестрого вечно яркого плюща со здоровенными декоративными иглами, коловшимися совсем не по-декоративному, только казался монолитным. В одном месте, известном лишь посвященным, длинные иглы были тщательно подрезаны. Там, за лианами разлапистого плюща, таился проход.

Безлюдная в серый предутренний час улица, по которой вперевалку, по-утиному шла толстуха, внезапно лишилась единственной примечательной прохожей. Только стояла у стены в своем почти сливающимся с нею расцветкой плаще и исчезла, как сквозь землю провалилась. Впрочем, зевак, чтобы подивиться странному феномену, поблизости не оказалось. Кому охота в такую рань по Посольской дефилировать?

Сад за оградой – верный признак богатства в Альрахане, который пытался завести каждый горожанин, имеющий клочок земли при доме и несколько лишних монет в кармане, – был тих и влажен от росы. Как и улица, он выглядел безлюдным до того момента и даже в тот момент, когда Торжен ощутил на горле холодное прикосновение стали. Тихий голос вежливо осведомился:

– Кто и к кому?

– К лоану Гордэстору. Он меня знает. Скажите, пришел лоан Агдор, – просипел Торжен.

– Ловкач, да? – хмыкнули сзади, переведя на старонидорское наречие современный нидорский.

– Предусмотрительный, – с неудовольствием поправил сенешаль, некогда уделивший не один час выбору подходящего псевдонима.

– Ну-ну, пошли, Ловкач, – без малейшего пиетета отозвался охранник.

От горла нож убрал, но что-то – Торжен едва удержал в горле взвизг – кольнуло его в районе почек. Нет, не кольнуло, просто ткнуло, вероятно, рукоять ножа.

Дорогу из сада в тайную приемную нидорского посла сенешаль помнил, хоть и бывал там лишь раз, позже они встречались в одном неприметном особнячке. Но сейчас возможности выжидать не было. А иначе разве заявился бы засоня Торжен сюда в столь неурочный час? Разве счел бы уместным поднять с ложа лоана Гордэстора?

Страж из сада, так и не снявший серо-бурого плаща, наскоро обыскал Торжена и оставил ждать. Сенешаль облегченно вздохнул и скинул надоевшую маскировочную одежонку. У выдержанного в отваре сушицы несуразного плаща было два несомненных преимущества. Он не только маскировал фигуру, а еще и начисто отбивал запах владельца.

Молодой глава посольства Нидора явился через две четверти часа, позевывая и завязывая на ходу пояс бархатного халата, расшитого традиционными красными маками – национальным цветком сибаритов-нидорцев, весьма ценящих грезы, дарованные дивным дымом кальяна.

Волосы Гордэстора все еще находились под специальной сеточкой, дабы не растрепались во сне, а усы были кокетливо накручены на маленькие деревянные пульки, дабы изысканно завиваться, когда послу настанет пора предстать перед посторонними.

То, что Гордэстор показался в таком виде перед сенешалем, могло толковаться двояко: вероятно, он стал для нидорцев настолько своим, что ему показывали краешек оборотного блеска посольства, или – о таком думать не хотелось – сенешаль настолько низко котировался в глазах посла, что ради него не изволили приодеться.

Первые же слова посла частично развеяли сомнения Торжена:

– Мой дорогой лоан Агдор! Какая встреча, осветившая это туманное утро полуденным солнцем!

– Оно сияет и для меня, лоан Гордэстор! – поспешил рассыпаться в ответных любезностях толстяк.

Тем временем слуги неприметными тенями сервировали стол для традиционного нидорского завтрака с горячим горьким чойо и неимоверным количеством всевозможных сластей.

Посол устроился в глубоком мягком кресле приглушенно-бордового оттенка и принялся расточать медоточивые любезности, в которых смысла было ровно столько же, сколько в шуме ветра за окном. Торжен всеми силами старался соответствовать и отвечать со столь же изворотливой изысканностью. Лишь дождавшись исчезновения слуг, хозяин свернул традиционную прелюдию беседы и любезно осведомился уже с почти альраханской прямотой:

– Поведайте же мне, бесценный лоан, какая нужда или радость привела вас на порог моего дома? Разделим мы счастливый трепет или скорбь сердца?

– Увы мне, лоан Гордэстор, хотел бы я заговорить о радости, но… – Сенешаль испустил театральный вздох и ударил в лоб: – Во дворце Владычицы появилась Видящая!

Крохотная чашечка с чойо замерла, не донесенная до губ посла. Темно-зеленые, как водоросли из любимого салата Торжена, глаза настороженно заблестели. Гордэстор аккуратно вернул чашку на низкий столик, огладил пальцами короткую ухоженную бородку и вкрадчиво уточнил:

– Доподлинно ли известно тебе сие, Агдор?

– Доподлинно, – с нескрываемой досадой сознался сенешаль. – Чужачка, приведенная во дворец альсорами минувшим днем, явила дар в моем присутствии.

Посол едва заметно наклонил голову, поощряя гостя к продолжению рассказа, и вновь взял чашку. Торжен к чойо не притронулся. Даже ради любезности он не в состоянии был проглотить горькое пламя. Постынет хоть немного, вот тогда он заставит себя сделать несколько глотков невообразимой гадости ради уступки обычаям нидорцев.

Сенешаль с самым оскорбленным видом принялся расписывать откровения проклятой девки. Гордэстор хрустел сластями, попивал чойо и очень внимательно слушал. В конце концов нидорец отметил нейтральным тоном:

– Редкое дарование, воистину редкое. Видящая зрит лишь Альрахан или иные пределы?

– Пусть лоан не тревожится, Видящая более не увидит ничего. На завтрак ей подадут особенную сомварру, способствующую охлаждению телесного жара, – не удержался от самодовольной и мстительной улыбки Торжен, оставивший рассказ о личном источнике прослушивания напоследок, когда придет пора торговаться с новым хозяином о размерах жалованья.

– Полному охлаждению? – Посол сразу понял, куда клонит сенешаль.

– Совершенному, лоан Гордэстор, – напыжился сенешаль.

– Великолепнейшая из новостей, – просиял улыбкой собеседник и хлопнул в ладоши. Тут же в комнате возник слуга. – Принеси нам бутылку сичорандо, ту, что я держу для особых случаев!

И буквально в следующую минуту к сервировке добавились два бокала и темная запыленная бутыль работы сумасшедшего стеклодува.

Посол лично откупорил и разлил оранжевое вино. Широким традиционным жестом предложил гостю выбрать бокал. От вина Торжен отказываться не стал. Теперь, когда его действия одобрили и даже пригласили распить драгоценное нидорское вино, сенешаль окончательно уверился в сияющей будущности своей карьеры.

Он верил в нее, вздымая вверх золотой бокал и смакуя чудесный, не чета отвратному чойо, вкус – сладковато-терпкий, растекающийся теплом в горле и отдающийся приятной волной по всему телу. Верил и тогда, когда глаза закрылись, тело обмякло тающим сугробом в кресле, а из расслабленных пальцев на ковер упал пустой бокал. Торжен так и умер, считая себя хитрецом из хитрецов. Просто потому, что другой хитрец решил обезопасить себя его смертью. Видящая – это вам не игрушки, с такими особами шутки не шутят, ибо никогда не известно, что им откроется в очередном озарении. Возможно, как раз посольство Нидора, где пытался найти убежище предатель Альрахана. Выгодный раньше. А сейчас очень опасный предатель, которого угораздило попасться на глаза Видящей.