С первых дней Февральской революции, с возрождения Петроградского Совета, власть вновь сосредоточилась в его руках. Петросовет решал вопросы ареста царских чиновников, к нему обращались банки, испрашивая разрешения возобновить работу. Совет руководил железнодорожным сообщением, Великие князья обращались в Исполком с просьбой предоставить поезд, чтобы прибыть в Петроград (Совет отвечал, что из-за дефицита угля поезд предоставить не может, но рекомендует гражданам Романовым купить билет и прибыть в Петроград обычным способом, вместе с другими пассажирами)[325].

Представитель Временного комитета Госдумы в чине полковника на одном из заседаний Петросовета упрашивал членов Исполкома, клянясь в верности революции и лебезя, разрешения для Родзянко выехать в Дно, к императору Николаю II. «Дело было в том, — пишет очевидец этой сцены, участник заседания Исполкома Н. Суханов, — что Родзянко, получив от царя телеграмму с просьбой выехать… не мог этого сделать, так как железнодорожники не дали ему поезда без разрешения Исполнительного Комитета»[326].

Власть по итогам Февральской революции была в руках Совета. И никто, в том числе аристократия и имущие классы, не готовы были открыто оспаривать такое положение вещей.

На этом фоне в Петросовете 1 и 2 марта 1917 года развернулась дискуссия о власти. Абсолютное большинство Совета составляли меньшевики и эсеры. Верные концепции поэтапной смены формаций, они были убеждены в буржуазном характере свершившейся революции. Соответственно, тот факт, что власть волей обстоятельств оказалась в руках социалистов, рассматривался ими как историческая ошибка.

Страной должна была управлять буржуазия, и членов Совета не останавливало даже то, что буржуазия была откровенно контрреволюционной. Сегодня, изучая документы того периода, не устаешь удивляться. В ходе дебатов в Исполкоме звучали такие слова: «Намерений руководящих групп буржуазии, «Прогрессивного блока», думского комитета мы еще не знаем и ручаться за них никто не может. Они еще ровно ничем всенародно не связали себя. Если на стороне царя есть какая-либо сила, чего мы также не знаем, то «революционная» Государственная дума, «ставшая на сторону народа», непременно станет на сторону царя против революции. Что Дума и прочие этого жаждут, в этом не может быть сомнений»[327].

У членов Исполнительного комитета было достаточно четкое представление и о том, какой политический строй постарается воплотить в жизнь буржуазия, даже и реши она окончательно порвать с царизмом: «Цели и стремления Гучковых, Рябушинских, Милюковых сводились к тому, чтобы… закрепить диктатуру капитала и ренты на основе полусвободного, «либерального» политического режима «с расширением политических и гражданских прав населения» и с созданием полновластного парламента, обеспеченного буржуазно-цензовым большинством». «Движение, идущее дальше диктатуры капитала, цензовая Россия, принимавшая власть, должна была стремиться подавить всеми имеющимися налицо средствами»[328].

Но Петроградский Совет был уверен в необходимости передачи власти именно этой силе. Выраженная в доктринах неизбежность исторического развития от феодализма к капитализму «заставляла», как с гордостью за это сложное, но нужное решение писал Суханов, «победивший народ передать власть в руки своих врагов, в руки цензовой буржуазии»[329].

Необходимость такого шага в Петросовете была настолько ясна, что даже не дебатировалась. Поставленные перед Исполкомом вопросы в первую очередь касались состава будущего правительства — должно ли оно быть коалиционным, с участием социалистических партий, или чисто буржуазным. «Обсуждение началось довольно дружно и толково, — вспоминал Суханов. — Очень быстро определилось настроение — против участия (советских партий — Д.Л.) в правительстве».

Вопрос об условиях передачи власти для нашей темы является ключевым. Как мы помним, в Петросовете были уверены, что даже отказавшись от монархии, любое «движение, идущее дальше диктатуры капитала» буржуазия «должна была стремиться подавить всеми имеющимися налицо средствами». Соответственно, своей задачей Совет видел смягчение будущих противоречий, недопущение подавления социалистических партий.

Во-первых, Совет требовал не покушаться на свободу агитации, свободу собраний, рабочих организаций и т. д. Стратегия социалистических партий после победы буржуазной революции была заранее теоретически проработана — продолжение борьбы за права пролетариата, нормированный рабочий день, повышение оплаты труда, улучшение условий жизни и т. д. — в рамках буржуазной республики. Первый блок условий выдвигался с целью сохранения возможности такой борьбы.

Куда более важным и принципиальным условием передачи власти Временному комитету Госдумы было требование созыва Учредительного собрания, полновластного и свободного в выборе формы правления в стране. Дело в том, что от монархии Прогрессивный блок отказываться не собирался. Как писал Суханов, «Требование… насчет формы правления имело два противоположных источника. С одной стороны, Милюков в одной из речей к народу… высказался в пользу регентства Михаила Романова; с другой стороны, в прениях Исполнительного Комитета немедленное объявление республики… было выдвинуто с особой остротой»[331].

Советские партии стремились поставить барьер на пути к возрождению монархии и требовали объявления республики. Учредительное собрание казалось им достаточным для этого условием. Уже сам факт созыва УС, с точки зрения многих социалистов, означал необратимое движение к республике.

Учитывая, что консервативная буржуазия все же стремилась к монархии, а буржуазные лидеры уже успели высказаться в пользу регентства, назревал конфликт. Члены Исполкома Совета нашли, как им казалось, изящный ход: «Было найдено… компромиссное решение, которое облегчило создание цензового министерства», — пишет Суханов, сам активный участник этих дебатов. «Было утверждено полновластие Учредительного собрания во всех вопросах государственной жизни, и в том числе в вопросе о форме правления»[332].

Отметим этот важнейший нюанс: для реально обладающего властью Петроградского Совета сам по себе вопрос о созыве Учредительного собрания не был актуален. Руководители Совета и без того совершенно точно знали, каковы должны быть тип и конфигурация власти в России. Требование полновластия Учредительного собрания во всех вопросах государственной жизни, в том числе и в вопросе о форме правления, появилось в качестве меры, ограничивающей власть будущего буржуазного Временного правительства. Члены которого также хорошо представляли себе дальнейшие действия, и эти действия шли вразрез с концепцией Совета.