– Милая история, – сказала Ванн. – И в чем соль?

– А в том, что в конечном итоге хаденов в Штатах все равно остается больше, чем народу в штате Кентукки. Каждый год в среднем заболевает еще тридцать тысяч, и их никуда не денешь. Так что даже значительно сокращенный рынок может приносить большие деньги, если его подоить. А уж Хаббард постарается выжать из него все.

– Потому что он сам хаден, – сказал я. – Он один из нас.

– Правильно, – подтвердил Тони. – Отсюда и покупка «Агоры». Он добивается расположения хаденов.

– После этого он без труда подомнет любую другую компанию, имея на своей стороне большинство клиентов-хаденов. «Агора» – мощный фактор, – подумал я вслух.

– И опять в точку, – сказал Тони. – А потом «Акселерант» сделает две вещи. С выуженными у хаденов деньгами вложится в какой-нибудь другой сегмент рынка, ведь даже сейчас компаний, связанных с хаденами, у него меньшинство, и будет готовиться к тому дню, когда министерство здравоохранения признает трилы и нейронные сети не просто медицинским оборудованием и разрешит их использовать всем поголовно. Это и есть его конечная цель. Хаббард грезит о том дне, когда все получат трилы, все пойдут на «Агору» и больше никто не почувствует себя старым.

– Поэтому он и мог позволить себе потратить миллиард на то, что никогда не выйдет на рынок, – заметил я.

– А еще потратил кучу бабла на очевидно чмошные компании, – добавил Тони. – Хаббард метит не в падающий хаденский рынок, а в тот, что придет на его место. Именно этот новый рынок он хочет создать и стать там полноправным хозяином.

– Вы действительно думаете, что у всего этого именно такая подоплека? – спросила Ванн.

– Агент Ванн, для вас я скажу иначе. Если вы с Крисом не арестуете Хаббарда на этих выходных, в понедельник я вкладываю все свои средства в акции «Акселеранта».

Ванн на секунду задумалась, потом повернулась ко мне:

– Ваши предложения?

– Вы что, серьезно? – спросил я. – Мы сделаем это сейчас?

– Ваша первая рабочая неделя еще не закончилась, – ответила она.

– Да, неделя была нелегкая, – пробормотал я.

– Мне нужно знать, что вы думаете об этом, ясно? Я спрашиваю не ради каких-то гребаных нравоучений или прочей хрени. Все это касается вас. Лично вас. И таких, как вы. Поэтому скажите мне, как лично вы хотели бы поступить, Крис.

– Я хочу прижать сукина сына, – сказал я. – Прижать их обоих – и Хаббарда, и Шварца.

– То есть вы хотите арестовать их, – подчеркнула Ванн.

– Да, но не прямо сейчас.

– Объяснитесь.

Вместо ответа я улыбнулся ей и посмотрел на Тони:

– Код Хаббарда.

– И что? – спросил тот.

– Сможешь пропатчить его?

– То есть закрыть дыру в интерполяторе?

– Да.

– Легко, – сказал Тони. – Теперь, когда я все знаю, залатаю без проблем.

– А сможешь сделать немножко больше? – спросил я.

– А ты заплатишь мне немножко больше?

– Да, Тони, – ухмыльнулся я. – Оплата включена.

– Тогда я весь твой. Хаббард, конечно, крут, но и я не пальцем деланный.

– Что вы задумали? – спросила у меня Ванн.

– До сих пор мы во всем на шаг отставали от Хаббарда.

– Точное наблюдение, – похвалила Ванн. – А теперь попытаемся его опередить?

– Это и не нужно. Главное – прибыть к финалу в одно время с ним.

– И как же вы намерены это сделать?

– Ну, как сказала бы наша общая подруга Тринх, это потребует от вас немного вашей фирменной расхлябанности.

В четверть двенадцатого я позвонил Клаху Редхаусу и попросил о встрече с ним, его боссом, спикером и президентом Нации навахо, чтобы рассказать о ходе расследования по делу Джонни Сани и Брюса Скоу. Встреча произошла в полдень.

Мой отчет их не порадовал. Не из-за качества моей работы – ее никто не обсуждал, – а из-за того, как страшно и жестоко обошлись с двумя навахо.

– Вы работаете над этим, – скорее не спрашивая, а утверждая, сказал президент Бесенти.

– Да, – ответил я. – Виновных в этом преступлении ждет правосудие. Даю вам слово.

– Что дальше? – спросил Бесенти.

– Вчера вы сказали, что я могу обратиться к вам, если понадобится помощь.

– Да.

– Вы имели в виду только помощь в расследовании или в более широком смысле?

– О чем это вы? – с подозрением глядя на меня, спросил Бесенти.

– Есть правосудие, а есть нож под ребра. Правосудие последует, несмотря ни на что. Как я уже сказал, в этом я даю вам слово. А вот нож под ребра может принести Нации навахо дополнительную выгоду.

Бесенти посмотрел на спикера, на капитана полиции и снова на меня.

– Выкладывайте, – сказал он.

Во время рассказа я взглянул на Редхауса. Тот улыбался.

В половине второго я был в доме родителей и пришел к отцу в «зал трофеев». Отец сидел в банном халате и держал в бессильно висящей длинной руке стакан с виски.

– Пап, как ты?

– Превосходно, – улыбнулся он. – Прошлой ночью кто-то вломился в мой дом, чтобы убить моего ребенка, я застрелил его из дробовика и теперь прячусь в своем «зале трофеев», потому что это единственное место в нашем доме, которое фотографы не могут заснять снаружи. В общем, лучше не бывает.

– Что полицейские сказали о стрельбе?

– Утром приходил шериф и уверял меня, что, насколько они в курсе, стрельба полностью оправданна, никаких обвинений не выдвинуто и уже сегодня после полудня мне вернут дробовик.

– Приятно слышать.

– Я тоже так ответил, – заметил папа. – Еще они сказали, что утром тело забрало ФБР. Ты имеешь к этому отношение?

– Да. Если кто-нибудь будет спрашивать, говори, что из-за твоего выдвижения в сенат понадобилось выяснить, был ли нападавший как-то связан с террористическими группами, поэтому тело забрали в ФБР.

– Но ведь на самом деле причина не в этом.

– Пап, я тебе расскажу, но сначала ответь: ты действительно хочешь это знать?

– Господи, Крис, вчера ночью кто-то пытался убить тебя в нашем доме. Если ты не скажешь почему, я сам тебя задушу.

Так я и рассказал папе все, вплоть до своего последнего визита в Нацию навахо этим утром.

После того как я закончил, папа сначала молчал, потом допил виски и, сказав, что ему нужно налить еще, вышел в оружейную. А когда вернулся, виски в стакане было существенно больше, чем на стандартных два пальца.