ее чарующий голос. – Мой муж возвращается завтра. И пробудет дома пару дней. Так что я даю вам два выходных. А вот потом вы снова начнете следить, но уже не за девицей, а за моим мужем. Узнаете, встречаются ли они с этой девицей и где!

Паша был рад передышке, это слышалось в его голосе. Вот и хорошо, милый, потом тебе и вовсе не придется на меня работать: объект твоей слежки внезапно скончается от какой-нибудь «сердечной недостаточности». И я заплачу тебе остаток причитающегося гонорара с печалью во взгляде: «Такая молодая, и сердечный приступ! Жаль ее, хоть крови она мне попортила…»

День пятнадцатый

Следующим утром, вооружившись отмычкой и электрошокером, Анжела отправилась к дому Соланж. Ждать пришлось долго: та вышла из подъезда только в половине первого.

Едва она исчезла из виду, Анжела быстро поднялась на восьмой этаж, ловко отперла дверь отмычкой и ступила в логово врагини. У нее есть как минимум два часа (наверняка больше, но мало ли, вдруг Соланж заглянет лишь в пару мест и решит вернуться домой), чтобы все сделать.

Она надела перчатки, достала бутылочки из холодильника. Их было всего шесть. Не зная нужной дозы, Анжела решила вливать их содержимое целиком.

В одной из них оказалась прозрачная жидкость без запаха – ее она залила в прозрачный резервуар с водой кофеварки. Две других, с коричневой жидкостью, она вылила в начатую кока-колу и молоко. Кстати, два дня назад, когда Анжела была здесь в первый раз, в запасе имелось еще четыре бутылки колы, а теперь осталось только три. Похоже, Аборигенка выпивает полбутылки в день. Тем лучше! Ту, начатую, что стоит на столе, она прикончит сегодня же.

Теперь йогурты. Им подойдет желтая жидкость, она не будет заметна в белой массе. Вот только как ее влить в баночки? Анжела заранее не продумала: нельзя же их открывать, Соланж сразу поймет, что дело нечисто. Как же быть?

Она обошла квартиру, заглядывая во все ящики. И нашла в одном шприц. Вернее, целую коробку с маленькими пустыми шприцами. Некоторые были совсем крохотными, будто из детского набора. Без всяких сомнений, Соланж набирала в них яд! Чтобы убивать людей. Кто еще помешал ей в жизни? Кому еще она мстит? Или весь этот арсенал – исключительно для Анжелы?! И ее мальчиков?!

Она схватила один шприц: наберет в него яд и проколет крышку йогурта.

И вдруг раздался звонок в дверь. От неожиданности Анжела даже присела. Это ведь не может быть Соланж? – лихорадочно соображала она. Не могла она так скоро вернуться! И потом, зачем ей звонить в квартиру, где она живет? У нее есть ключи!

Или она каким-то образом заподозрила, что Анжела пробралась к ней? Специально вернулась пораньше и теперь над ней издевается? Мол, открывай, я все знаю?!

Нащупав электрошокер в кармане, Анжела на цыпочках, неслышно приблизилась к двери. В ней имелся старый, тусклый глазок – но лучше, чем ничего. Осторожно в него заглянула…

За дверью стоял парижский детектив Реми.

* * *

Письмо от Этьена Пасье для Соланж пришло по электронной почте около полудня.

Этьен просил передать его незамедлительно, и Реми, распечатав текст – чрезвычайно драматический, выжимавший слезу, – положил листок в конверт и отправился по адресу Соланж.

Поскольку ее телефона он не знал (установить его не удалось), пришлось ехать непосредственно к ней домой.

Однако на звонок в дверь никто не ответил. Реми снова нажал кнопку. И ему показалось, что в мутном глазке появилась тень.

– Добрый день, Соланж, – произнес он по-французски. По словам Мики, девушка отлично им владеет. – Я частный детектив, меня зовут Реми Деллье, вот мое удостоверение, – и он показал его в глазок. – Мне поручили передать вам письмо. От человека, который знает, как поступила с вами Анжела. Ему она тоже причинила много боли. Он хотел бы с вами поговорить. Обсудить, как подвести Анжелу Багирову под суд за преступление… Соланж? Вы меня слышите? Откройте, пожалуйста, у меня исключительно добрые намерения…

Неожиданно соседка напротив вышла из своей квартиры.

– Ее нет дома, – сообщила женщина Реми по-русски. – Я видела, как она уходила.

И соседка исчезла в кабине подъехавшего лифта.

«Нет дома», – это Реми понял. Значит, тень в глазке ему примерещилась.

Он повернулся, чтобы двинуться к лифту, как вдруг дверь стремительно распахнулась и на пороге появилась… Анжела!

Реми успел этому удивиться прежде, чем рухнул на кафель у двери, сраженный электрическим импульсом.

Анжела наклонилась к нему. Где чертово письмо? Это надо же, значит, Этьен, подлец, решил отомстить! Каким-то неведомым образом узнал о Соланж и теперь хочет с ней объединиться! Хочет ее, Анжелу, такую милую, красивую, добрую, – ее, которую подписчицы ее Инстаграма называют «ангелом» за мудрые советы, – засудить? В тюрьму отправить?! Вот сволочь.

Да где же письмо? В кармане нет – в сумке? У Реми был небольшой изящный портфель через плечо, и Анжела нервно открыла его: лифт постукивал, приближаясь к верхним этажам. Проедет мимо, дай бог, но торчать тут совсем ни к чему.

Вот оно!

Анжела вытащила конверт из портфеля и, сунув в свою сумочку, заколебалась: убежать или вернуться в квартиру, чтобы продолжить начатое?

Но лифт пригромыхал прямо на восьмой этаж, и Анжела раньше, чем раскрылись его дверцы, успела запереться в квартире Соланж. Там она, изо всех сил сдерживая дыхание (от страха сердце ее билось часто-часто), припала к глазку.

И увидела с ужасом: из лифта вышла Соланж!

* * *

В час пополудни у Соланж было назначено свидание с Микаэлем, который пригласил ее на обед в ресторан. Он предложил ей самой выбрать заведение, и Соланж назвала тот, не очень далеко от дома, где она довольно часто ела в одиночестве, по-холостяцки. Кухня была так себе, но ей вообще ни один ресторан в Москве не нравился.

К ее огромному удивлению, она ощущала трепет, собираясь на встречу с Микаэлем. Трепет не то чтобы забытый… Скорее, ни разу не испытанный.

…Когда к ней вернулась жизнь, Соланж оказалась безмолвной и беспамятной. Но она знала одно: кто-то хотел, чтобы она умерла. Кто-то причинил ей самое страшное зло, какое только существует на земле: попытался отнять у нее жизнь. И она всеми силами души ненавидела этого «кого-то».

Когда к ней вернулась память, она ни с кем не стала делиться воспоминаниями.

Когда к ней вернулась способность говорить, она научилась молчать.

Не умом, а каким-то животным чутьем Соланж поняла: никто ничего не должен о ней узнать. Иначе ей помешают отомстить. И теперь было ясно кому: проснувшаяся память подсказала.

С мыслью о мести она росла, формировалась, училась, овладевала языками и науками. С этой мыслью она выстраивала