— Мать вашу! — вырвалось у меня.

Потепление сказалось на прочности переправы фатальным образом, лед стал рыхлым и непрочным, он прогибался под тяжестью грузовика, и я заранее распахнул боковую дверцу, опасаясь теперь не только невольного попутчика в кузове, но и утонуть вместе с машиной.

Неожиданно грузовик перекосило на правый бок, и меня бросило на руль. Я извернулся, выпрыгнул наружу и покатился по снегу, а провалившийся под лед автомобиль в считаные мгновения скрылся под водой. Но под водой скрылась только машина: забурлили пузыри, послышался плеск, и в полынье возникла черная морда со страшенной пастью, полной острых зубов.

Острые когти неведомой твари вцепились в льдину, та обломилась под тяжестью чудища, и гадина вновь погрузилась под воду. А когда вынырнула — я уже выдернул из сумочки револьвер и для надежности перехватил его обеими руками. Полыхнул огнем выстрел зажигательной картечью, тварь конвульсивно дернулась и отправилась на дно. На этот раз — навсегда.

Перезарядив револьвер, я поднялся с заметенного снегом льда на ноги, по широкой дуге обошел полынью и вернулся на дорогу. До противоположного берега оставалось не больше пятнадцати метров, через метель там посверкивали яркие огни электрических ламп. Туда и похромал, припадая на отбитую ногу. На ходу высморкался, но тщетно — из носа так и текло.

Попалась еще одна полынья, в черном зеркале которой без следа пропадали падавшие с неба снежинки, пришлось обходить и ее. У берега снег оказался пропитан водой, ботинки и низ штанов моментально промокли, но куда больше беспокоила опасность уйти под лед. Поначалу удавалось выискивать надежные места, а потом я скакнул в сугроб на берегу, но оказалось, что берег дальше, а подо мной каша из воды и снега. Провалился по колено, с матами выбрался на дорогу и заковылял к укрепленному строению на крутом берету.

Высоченный частокол сбили из подогнанных друг к другу стволов северной лиственницы, поверху торчали железные штыри с намотанными на них витками колючей проволоки. По периметру горели алхимические «вечные» лампы, запитанные от пережигавшей в электрическую энергию фоновое магическое излучение установки Иванова-Гольца.

Изрядно запыхавшись, я поднялся на кручу и заколотил железным кольцом по калитке. Вблизи стало видно, что помимо вырезанных на дереве магических символов всюду в кажущемся беспорядке вбиты медные заклепки чародеев. Ну да — без надежной защиты в этих краях долго не продержаться.

Неожиданно где-то сверху послышался скрип; я стянул с лица алхимические окуляры и задрал голову.

— Ти кто? — спросил караульный с ярко выраженным кавказским акцентом.

— Прохожий, кто еще? — раздраженно ответил я.

— Откуда взялся?

— Пришел, блин! Откуда еще?

— Перекрестись!

— Может, еще лезгинку станцевать? — не выдержал я, но все же перекрестился. Ночевать на улице не хотелось.

— Один?

— Один!

— Заходи!

Лязгнул электрический замок, слегка приоткрылась дверь. Я приналег, распахнул ее и захлопнул за собой. Как оказалось, на один только частокол местные обитатели надеяться не стали, за деревянной оградой шла засыпь в полметра шириной и кирпичная стена. Кирпич был ломаным-переломаным, его точно использовали по второму или даже третьему разу.

— Деньги есть? — спустился во двор караульный с двустволкой и пистолетом Макарова в расстегнутой кобуре.

— А сразу чего не спросил? — несколько напрягся я.

— Мы не звери, на улице никого не оставляем, но, если карманы пустые, иди в ночлежку, — указал средних лет горбоносый кавказец на приткнувшийся к стене домишко. — А с деньгами все организуем в лучшем виде, понимаешь?

— Есть деньги, есть.

Караульный приободрился и вместо ночлежки отвел меня в добротный коттедж, большую часть первого этажа которого занимал просторный зал с многочисленными столами, скамьями и камином у дальней стены. В дальнем углу играли в нарды двое соплеменников впустившего меня мужчины.

Хоть там и было сильно натоплено, я сразу направился прямиком к очагу. Скинул куртку и в изнеможении плюхнулся на широкую скамью, оставив под рукой пистолетную сумочку.

— Как-то пусто у вас…

— Ночь, — просто ответил кавказец. — Что кушать будешь?

— Что есть, — ответил я, пытаясь расшнуровать заледенелые шнурки. — Чайник чая и обязательно суп.

— Все будет…

Караульный ушел на кухню, а я наконец избавился от промокших ботинок, вслед за ними стянул носки и убрал их сушиться к камину. Меня бил озноб. Бил озноб, болела голова, тошнило. Но пить экомаг спешить не стал и закинул в рот таблетку, только когда принесли тарелку горячих щей.

— Чай сразу? — спросил кавказец. — Или со вторым?

— Сразу. И второе тоже сразу.

Суповая тарелка была приличных размеров, и все же расправился я со щами в пару минут. Слегка обжег язык, зато согрелся и даже немного пропотел.

На второе принесли банальные макароны по-флотски, но привередничать не приходилось. В конце концов ночь на дворе. Да и оголодал.

— Еще что-нибудь? — уточнил караульный.

— Комнату, — ответил я, прожевав. — Есть свободные комнаты?

— Есть, — подтвердил кавказец и выложил на край стола ключ с биркой.

— Сколько с меня?

— Сейчас скажут.

Парень надел ушанку и ушел на улицу, а один из крепышей оставил игру в нарды и двинулся ко мне.

— Говоришь, пешком пришел? — спросил сильно располневший мужик в спортивном костюме.

— Пешком.

— И долго шел?

— Не, недолго, — покачал я головой, наливая себе вторую кружку горячего травяного чая. — От реки.

— А там?

— А там грузовик мой остался.

— Вот как? — озадачился толстяк. — По переправе ехал? Она же закрыта! Сам знак ставил! Все до моста в объезд едут.

— Вьюга, — пожал я плечами.

— Повезло, что жив остался.

— Это точно.

— Так это надо отметить? — перешел к делу местный заправила. — Девочку?

— Нет, — отказался я. — Спать.

Хватит с меня уже девочек. С одной решил съездить на экскурсию, в итоге чуть голову не оторвали. И как ловко в оборот взяли! Будто знали, что моя слабость — умные, красивые и с большими титьками. Или даже знали…

Но кавказец отходить не спешил.

— Ты посмотри сначала, — всерьез вознамерился он запустить руку в мой кошелек. — Шикарные телочки, других не держим!

— Не, спать.

— Не хочешь на ночь брать — возьми на час!

— Сто грамм коньяка — и баиньки.