— Да кто тебя не знает? Помнить, в прошлом году ты на моторке к нам подъезжал, на Косью? Мы ещё тебе бутылку поставили?

Он повесил карабин на плечо, неторопливо и безбоязненно прибрел к лодке — ледяная вода была ему выше колен, даже не глянув на меня, взял за верёвку и потянул резинку к берегу. Его решительность и несговорчивость настораживали: егерей я знал с детства, как потомственный охотник, их обычно набирали из обыкновенных деревенских мужиков, по простоте своей не слишком принципиальных, и даже если среди них находились особо рьяные, заполошные, то и такие всё равно оказывались податливыми, главное было — разговорить. Так что Олешка относительно парковых егерей не обманывал.

К тому же, плавая по озеру с удочками, я вроде бы ничего не нарушал.

— Ну вот, теперь штаны придётся сушить, — заметил я, сидя в буксируемой лодке. — А хозяйство простудишь? Простатит схватишь — подумал? Жена уйдёт к другому…

— Хорош болтать! — огрызнулся Тарасов и вытащил меня на мель. — Документы покажи!

— Нету, брат! При себе не носим.

— Обязан носить!

— С чего это? Полицейский режим, что ли?

— Может, ты иностранец! Может, ты сюда незаконно проник.

Я стойку сделал, но спросил как бы между прочим:

— А что, сюда иностранцы проникают?

— Всяких хватает, и иностранцев тоже. В прошлом году вон одного поймали. Тоже сидел здесь с удочками.

Вот это была новость! Если конечно, егерь страху не наводил…

— Ну я всяко на иностранца не похож и акцента нет. Хочешь, заговорю по-русски?

— Тот тоже матерился, а оказался англичанин. Ты мне документы покажи!

— Говорю же, не взял с собой.

— Значит, со мной пойдёшь.

— С какой стати?

— Нам приказано задерживать и доставлять всех подряд.

— Но за что же, Тарасов?

— По какому праву здесь находишься?

Да он из меня бутылку выжимал!

— Послушай, Тарасов, — я готов был предложить ему водки, но фляжка-то осталась в логове, которое выказывать нельзя. — Давай разойдёмся мирно. А лучше посидим на бережку, выпьем, поговорим…

Он не купился на это, однако насторожился, что-то заподозрил и спросил без прежнего напора:

— Отвечай, по какому праву?

Я ужаснулся про себя: кажется, попал на полного дурака при полномочиях или излеченного алкоголика — два вида самых опасных людей.

— По праву, означенному в Конституции СССР! — отчеканил я.

— Чего-о?…

— Каждый гражданин имеет право на свободное передвижение по всей территории СССР. Когда-нибудь читал Конституцию, Тарасов? Так вот про парки там ничего не сказано. И устраивают их, чтоб люди отдыхали.

— Ты что, такой умный, что ли?

— Да был бы умный, к берегу бы не поплыл!

Называть себя нельзя ни в коем случае, как и документы показывать. Но к такому случаю я не подготовился, никакой легенды не придумал и прикрытия в виде какой-нибудь справки не имел. Всё второпях, и вот результат…

А в кармане лежит левый ствол, да ещё иностранный, английский!

— Да кто ты такой? — возмутился егерь. — Ишь, ещё права качает!

— Могу сказать только твоему начальству! — Надо было темнить, чтоб под карабин не поставил и не повёл. Конечно, можно и удрать, но тогда сразу окажешься вне закона и жизнь на Манараге начнётся весёлая, игра в казаки-разбойники.

— Вот сейчас и пойдём к начальству.

— Нет уж, Тарасов, ты сейчас к нему пойдёшь. И его сюда приведёшь.

— Кого?

— Начальство своё, олух! Ну что встал? Давай, шевелись!

И это не возымело особого действия. Тарасов натянуто рассмеялся, махнул стволом карабина.

— Ладно, парень, это я уже слыхал не один раз. Давай, топай вперёд, там разберёмся.

— Не пойду! — Я встал, размялся и тяжёлый кольт оттянул полу штормовки, что егерь сразу заметил и будто бы смутился, сбавил напор.

— Оружие есть?

— Мы без оружия в горах не ходим.

Он вроде бы растерялся — о чём-то догадывался, но ещё мучили сомнения — его сейчас надо было заговаривать, как детскую грыжу. Я выпутал из нагрудного кармана красный писательский билет, махнул перед его носом и тут же спрятал.

— Вот тебе документ! А теперь говори, в горах люди есть? Кроме нас с тобой?

— Как сказать… Они всегда есть, люди…

— Прямо скажи: есть или нет!

— А что я, докладывать обязан? — спросил хмуро.

— Обязан! Ты на государственной службе.

Егерь вдруг повесил карабин на плечо.

— Ничего я не обязан! У меня работа есть. Пойду я…

— Никуда ты не пойдёшь, Тарасов! — Я выскочил из лодки. — Пока не доложишь обстановку. Где люди, кто, зачем в горы пришли.

Он глянул на меня, как на врага, которого вынужден терпеть.

— Идите да спрашивайте сами. Я вам что?

— Ты у них документы проверял?

— Я уже говорил… Что увижу преступное — сам приду скажу… Ну и что вам ещё надо? Вы приехали — уехали, а мне тут жить.

— Тарасов, с нами не надо ссориться. С нами надо дружить.

— Ладно, не пугайте! — Глаза у него засверкали. — Уволят? Ну да и хрен с ним, в пожарку уйду!

— Ну смотри, не пожалей потом.

Егерь развернулся и пошёл, в сапогах булькало и на каждом шагу из голенищ выплёскивались фонтанчики воды, а на ссутуленной, обиженной спине подпрыгивал карабин. Я стоял, боясь дыхнуть: удача была редкостная, на понт взял, вывернулся и ещё узнал новость — тут работают скорее всего комитетчики! А за кого он ещё мог принять меня? Работают! И заставляют егерей сотрудничать. А это значит — проводят какую-то долгосрочную операцию, держат под наблюдением обширную территорию Урала. Причин может быть две: отслеживают и задерживают иностранцев, которые сюда забредают, ну или ловят охотников за сокровищами.

А может, сами ищут эти сокровища?…

Он отошёл шагов на тридцать, приостановился и обернулся — я насторожился.

— Тут опять этот появился, — громко и с расстановкой крикнул егерь. — В общем, яти мать.

— Кто появился, Тарасов?

— Да этот, снежный человек. Теперь где-то на Вангыре прячется. Следы видали… А больше пока никого.

И стал спускаться под гору.

Этого ещё не хватало! Тут и снежный человек ходит! Йети! Упёртый, своенравный егерь шутить не любил, да, пожалуй, и не умел.