вычислили, был схвачен и доставлен в поместье Инн. Его тщательно допросили, после чего Анина окончательно удостоверилась в том, что ее дочь и жених ее дочери – хладнокровные убийцы, которые узнали об антигосударственном заговоре и ликвидировали его. Но в чем-то тут все же был подвох, и до самого вечера Анина не могла понять, в чем.

Незадолго до вечернего чаепития, на котором чай последнее время заменялся глинтвейном, Анина разбиралась с кипой бумаг, которые накопились за последнее время. Иззен жил своей жизнью – строились дома, шла активная торговля, гильдии боролись за место под солнцем, которое, впрочем, Анина уже отчаялась увидеть. Правительница белого города подписывала бумаги одну за другой, думая о своей старшей дочери и наследнике Тейна. Каждый раз, откладывая очередной документ, она тяжело вздыхала, после чего возвращалась к работе.

Вдруг, словно порыв ветра, в комнату ворвалась ее младшая дочь, а за ней ее гувернер, который был явно не в состоянии справиться с темпераментом юной Тон.

– Мам, они идут, – вырвался из груди девочки радостный крик, который разорвал угрюмое пространство, словно луч солнца.

– Простите, госпожа Инн, мы сейчас продолжим занятия.

– Тон, ты о ком? – строго спросила наместница.

– Эф! Тин! Они уже почти тут!

– Она просто выглянула в окно, я там никого не увидел, – оправдывался гувернер. – Все в порядке, Тон, не отвлекай маму от работы, видишь, она занята.

– Ты старый болван, – воскликнула девочка.

– Тон! – возмутилась Анина поведением дочери.

– Он не туда смотрел! – возмутилась Тон. – Они не с главного входа пришли, а пошли через ворота в саду! Только Эф может там войти, туда никого не пускают, кроме Иннов! А с ней был кто-то, а значит, это был Тин! – и девочка торжествующе задрала нос.

Анина поднялась и, жестом отодвинув в сторону от двери сухопарого гувернера своей дочери, направилась в приемный зал. Тинар и Эфья уже пересекли сад и вошли в дом. С их плащей ручьями стекала вода. Эфья откинула капюшон.

– Привет, мам.

– Добрый день, госпожа Инн, – произнес Тинар и снял плащ.

– Вы вернулись? – с недоверием спросила Анина, словно ожидая какого-то подвоха.

– Нет времени, мам. У нас сейчас перерыв на чай, а потом мне нужна армия, – Эфья говорила холодно и отстраненно.

– Вы не навоевались еще?

– Надо закончить, – произнес Тинар.

– Да, закончить то, что начали.

* * *

Наверное, можно сказать, что сейчас мир охватила самая масштабная война за всю его историю. Было бы глупо утверждать, что в ней были самые кровопролитные сражения и наибольшее чисто погибших. Но еще ни разу не случалось такого, чтобы война раз и навсегда решала, кто именно будет править всем миром сразу. В былые времена проигравшие прятались, собирали силы, а их потомки мстили обидчикам, а затем и наоборот. Не прошло и одного дня за всю историю, чтобы не шли распри и противоборствующие стороны, защищая свою правду, не сталкивались в смертельных схватках. Но еще никогда не случалось такого, чтобы больше половины всех жителей мира подняли оружие. Еще никогда мир не был так близок к своему концу, и Пыль, сделавшая для этого так много, могла остаться не у дел – люди могли и сами уничтожить друг друга, без посторонней помощи.

Сначала за Ржавым шли только те, кого он так долго прятал от мирового правосудия: его собственная армия убийц, бандитов и воров, людей без чести и принципов, которым единственный раз за всю историю выпал шанс уничтожить все. Ржавый кормил их лживыми обещаниями о том, как они убьют мужчин и овладеют их женами и богатствами. Естественно, он понимал, какую угрозу они представляют, и планировал уничтожить их сразу после прихода к власти.

Но это было не все. Были еще люди, которых он убеждал как пророк, как мессия Пыли, из Пыли вышедший. Не было ничего более богохульного, чем те слова, которые он говорил, потому что он подстрекал брата убить брата, мать убить ребенка, и все ради высшей цели, поскольку богом в его речах выступала Пыль. О, как он был близок и далек от истины, как подобравшись к ней, искажал ее.

В замке Мотер люди тоже поднялись на битву. Солнце нестерпимо пекло, и лица воинов блестели от пота. Перед ними молча стоял великий хромой полководец. Он не смотрел на них сверху, как привык. Он спустился к подножию своей черной крепости, и лишь одна ступень отделяла его от своих воинов. Он смотрел, как прибывают люди на площадь перед замком. Они были готовы драться за свою жизнь, и Недару не нужно было что-либо говорить. Он просто ждал, когда можно будет отдать приказ.

Он вспоминал прошлое. Это не первый раз, когда под его командованием оказывалось такое войско. Однажды он уже воевал, владея лишь разрозненной армией, наполовину состоящей из новобранцев и обычных людей, впервые шедших убивать. В прошлый раз он пожертвовал многими во имя победы. Имел ли он сейчас право поступать так же? Или мир пытался ему сказать нечто иное? В прошлом… в прошлом он повел в бой своего сына, который, ни капли не сомневаясь, бил врага штыком и метко стрелял, не жалея патронов. То было в прошлом. Сейчас уже сын ведет его, Недара, в бой. Старый полководец и не надеялся, что такой день настанет.

– В поход! – воинственно произнес губернатор.

В Иззене готовились к войне, и чудовищный ливень не мог этому помешать. Анина не умела строить солдат и вообще не разбиралась в военном деле. Война – дело мужчин. Но она не могла сидеть сложа руки, а потому она приказала главнокомандующему все подготовить, а когда на площади, словно оловянные, встали солдаты Иззена, ведомые своими генералами, она взлетела в седло своего белого коня и выехала перед строем. В ее руках не было оружия, а вместо привычного платья на ней красовался белый военный френч ее мужа без орденов. Слова застревали в горле, и она не могла говорить. Преодолев себя, она застыла как статуя. Мокрые волосы налипли на лицо, вода застилала ей глаза, а по щекам катились пресные слезы. И ее голос зазвучал. Звонкий и пронзительный голос правительницы белого города:

– Настал тот самый день. День, когда пришла пора положить конец войнам раз и навсегда. Сегодня мы уничтожим тех, кто угрожает нашему миру. Знайте, солдаты. Моя дочь жива. Тинар Мотер жив, – от волнения она рассмеялась, и ее смех был одновременно и воинственным, и печальным, веселым и дружеским. Он был заразительным донельзя, но ни один солдат не посмел засмеяться в ответ. – Смотрите