— Ого, — восхитилась я. — Это по какому же поводу?

— Ни по какому. — Она пожала плечами. — Просто обновляю гардероб.

И, подняв ногу, продемонстрировала черные туфли на трехдюймовом каблуке.

— Ну ты даешь, — сказала я. — Ничего не делаешь наполовину.

Мэдди просияла, и я заметила еще кое-что, кроме новой одежды. Счастливый блеск в глазах, уверенность… ничего общего не осталось с той грубоватой девицей, какой она предстала на аукционе.

— Что случилось? — спросила я, в первый раз за день забыв о своих печалях.

Мэдди улыбнулась еще шире, на щеках мелькнули ямочки. Но тут же снова посерьезнела.

— Потом расскажу. У меня хорошие новости. Но… с тобой-то что? Выглядишь ужасно.

Это я уже слышала накануне от Ясмин. Воистину печальный день для суккуба, когда он не может удержаться на высоте.

Я покачала головой:

— Так сразу не объяснить, — и выдавила улыбку. — Ничего, разберусь. Не волнуйся, лучше о себе расскажи. Приятно видеть, что хоть кому-то хорошо.

— Нет, сейчас не могу. Меня ждут… заскочила только передать тебе это. — И она положила на стол еще пачку бумаг, которая растворилась среди прочих.

В кабинете у меня царил такой хаос, что он вполне сгодился бы Никте в качестве убежища.

— Хочешь, чтобы я сошла с ума от любопытства? — поддразнила я.

— Ну… послушай, ты не сможешь подкинуть меня завтра в аэропорт? Лечу домой на Рождество.

— С Дагом?

— Нет. Дарю его тебе на каникулы. Если подвезешь, все расскажу по дороге. Выехать надо около пяти.

— Пять часов вечера в пятницу перед Рождеством. У нас будет куча времени на разговоры.

На мгновение она стала прежней Мэдди. Промямлила:

— Если это сложно…

— Нет. Закроемся мы в любом случае рано. Подвезу.

Она вышла, и еще какое-то время я думала не о своих проблемах, а о ней. Что бы ни случилось в ее жизни, это было что-то хорошее. Помогло ей измениться. Такая Мэдди — счастливая и уверенная — нравилась мне куда больше.

Мысли эти прервал телефонный звонок. Я сняла трубку и услышала голос Сета.

— Привет.

— Привет, — откликнулась я, стараясь говорить спокойно и с достоинством, чтобы не выдать тоски и облегчения.

Последовала долгая пауза.

— Я… только хотел спросить… мы идем на Рождество?

Сердце у меня упало. Ни тебе — «я соскучился». Ни тебе — «прости».

— Конечно. Все в силе.

Рождество… У меня возникло вдруг ощущение дежавю. На День благодарения мы тоже ездили к его брату. И тоже были в ссоре. Снова вспомнилась мысль о замкнутом круге, по которому движется моя жизнь. «Ты не учишься. Не меняешься». Тогда мы с Сетом помирились. Видимо, предстояло помириться и теперь. В конце концов, чего и ждать от Рождества, как не чудес?

— Хорошо, — сказал Сет. — Я за тобой заеду.

— Ладно.

Опять зависла долгая пауза.

— Я бы пришел к тебе сегодня, но… книга-книга.

Всегда — книга. Впрочем, сегодня я и сама была занята. Разборками с божеством хаоса.

— Да, понимаю.

— Поговорим на Рождество.

— Ладно.

Мы распрощались. И во мне опять проснулось непонятное беспокойство. Даром предчувствия я не обладала, но внутренний голос — который ничего общего не имел с видениями, насылаемыми Никтой, — велел готовиться к чему-то серьезному.

После работы я поехала в Беллвью — самый роскошный и претенциозный пригород Сиэтла, полную противоположность Ситака. Количество отелей, ресторанов, магазинов росло здесь неуклонно, и вместо старых, простеньких домишек благодаря вливанию средств компаниями «Боинг» и «Майкрософт» появлялись с тем же постоянством новые красивые здания современной архитектуры.

А еще в Беллвью жил парень по имени Кевин, с которым я познакомилась в баре несколько лет назад. Никакими крайностями Кевин не отличался. Не был ни грешником, ни святым, занимал удачное местечко где-то посередине и давал мне достаточно энергии всякий раз, как я с ним спала. Единственная примечательная черта — он всегда оказывался на месте. Работал дома — торговал чем-то через Интернет — и, похоже, никогда никуда не выходил.

Хотя был и общительным, и симпатичным. Я в подробности его жизни не вдавалась, поскольку это было мне только на руку, когда срочно требовалось переспать с каким-нибудь не слишком противным партнером.

— Сандра, — радостно сказал Кевин, открыв дверь. — Давно не виделись…

Он был темноволос, темноглаз, успел отрастить бородку, которая ему очень шла.

Я в обличье «Сандры» сохранила лишь обычное миниатюрное телосложение. Все остальное изменилось — волосы стали темными и кудрявыми, глаза фиалково-голубыми. Под длинным черным пальто появилось облегающее синее платье без рукавов, легковатое для такой погоды.

— Давно, — согласилась я. — И что, теперь ты меня не впустишь?

Он улыбнулся, отступил от двери, сделал приглашающий жест.

— Я, по-твоему, сумасшедший? Завернуть тебя с порога может только полный идиот.

Вслед за Кевином я прошла в гостиную. Та оказалась обставленной заново и выглядела замечательно. Все — от мебели до штор — было серо-голубых тонов, напоминавших о зимних сумерках. Потрескивал растопленный камин. Из окна-фонаря открывался вид на соседний жилой комплекс.

Повесив пальто на спинку стула, я разгладила несуществующие морщинки на платье.

— Хочешь выпить чего-нибудь? — спросил Кевин, сунув руки в карманы.

Я покачала головой.

— У меня мало времени.

Он невесело улыбнулся.

— Как всегда. Знаешь, порой мне кажется, что меня используют.

— Тебе это не нравится?

— Не нравится? — фыркнул он. — Красивая женщина, которая спит со мной, и никаких обязательств? Кому такое может не нравиться?

Он шагнул ко мне.

— Используй, как тебе угодно.

Еще шаг — и мы слились в поцелуе. Без промедления и преамбул. Я обвила руками его шею, разомкнула губы, горя желанием поскорее ощутить его вкус. Мгновение он обнимал меня за бедра, затем скользнул руками вверх, добрался до бретелек платья. Не прерывая поцелуя, приспустил его. Прижал меня к стене возле камина и начал ласкать обнаженные груди, сжимая соски — то жестче, то нежнее.

Я все же оторвалась от его губ, кивнула в сторону незанавешенного окна у него за спиной.

— Окно…

Он снова припал к моему рту. После короткого танца языков выдохнул всего одно слово: