Так вот… я стал приглядываться к нашей административной верхушке. Довольно часто вся пятерка приглашала меня на неофициальные беседы, интересовалась ходом исследований, вносила предложения. «Уж они-то точно знают, на кого работают!» – думал я.

Как-то вечером, гораздо позже обычного, я решил пройти в свой кабинет, не тот, что при лаборатории, а который рядом с кабинетами правления. Это случилось как раз после… той катастрофы. Дверь к моему огромному удивлению была приоткрыта, а из кабинета правления разносились голоса. И я опять не понял ни слова. Совершенно точно это не были: английский, французский, немецкий, итальянский, испанский, китайский, японский или какой другой более или менее известный язык. Но я умудрился сделать запись на диктофон, который обычно болтается у меня в халате, и поспешно вышел.

Позже, во время очередного отпуска, я проиграл запись одному знакомому лингвисту, отличному специалисту, если не сказать блестящему! Так вот… он даже не смог определить группу, к которой могла относиться записанная мною речь. Его научное самолюбие было ущемлено, и он предложил подождать несколько дней, пока не покажет запись своим коллегам и не даст точного ответа.

Через четыре дня он пришел ко мне сам и со странным выражением лица проговорил, что сделанная мной запись не принадлежит ни к одному известному на Земле языку, диалекту или наречию, и под этим могут подписаться одни из самых уважаемых ученых.

Признаться, в тот момент я совершенно растерялся и даже подумал, что кто-то из нас двоих бредит.

Когда я вернулся в лабораторию, то чуть не перевернул там все вверх дном в поисках хоть какого-нибудь мало-мальски понятного объяснения. Мне даже удалось пробраться в самые закрытые кабинеты администрации и установить там крошечные камеры собственной разработки, по размерам не больше комара… Вот, что я получил…

Контор протянул Семену небольшой экранчик, и запустил изображение.

Вначале молодой человек не обнаружил ничего странного. На экране было видно просторный кабинет, дорогую мебель. Потом туда зашла пятерка администрации вместе с двумя помощниками и Кроллом.

– Сегодня практикуем русский язык, – в один голос заявили помощники.

– Варварское произношение! – осклабился Кролл.

– Тебе ли жаловаться! Твои органы носоглотки подходят для этого идеально, а нам приходится постоянно использовать модуляторы… И все-таки надо бы вырастить для себя более подходящее тело, – задумчиво проговорил один из пятерки и с завистью глянул на Кролла, но потом, поморщившись, добавил. – Только не понимаю, отчего ты его так раскормил и состарил?

– Для солидности. Надо вызывать доверие и уважение! – отозвался Кролл. – Да к тому же и пища тут вкусная!

– А по мне, так полная мерзость! – возразил наиболее говорливый помощник.

– С нашими вкусовыми рецепторами этого не понять! – парировал Карл Кролл и плотоядно оскалился.

– Только не намекай на твои оргии с дикарками, – возразила пятерка в один голос. – Пора приступать к докладу.

И тут слупилось то, что может привидеться только в страшном сне. Пятеро членов администрации встали в тесный кружок, их очертания начали медленно дрожать и расплываться. Вскоре на полу валялось пять комплектов одежды, а в центре стояло трехметровое мохнатое, многолапое чудовище, смесь обезьяны с тараканом.

То же самое произошло и с помощниками. Только это страшилище оказалось на метр пониже.

Запись оборвалась.

Семен почувствовал, как к горлу поднимается тошнота. Потому что он знал – запись не монтаж, а голая правда, самая голая и неприкрытая, которая только может существовать.

– Но почему же я… никогда не догадывался… – наконец проговорил Семен и потянулся за куревом. Если бы по близости оказалась бутылка водки, он бы и ей не побрезговал.

Контор же, наоборот, выглядел более спокойно. Та тяжесть, которая все это время давила его плечи, отчасти перекочевала теперь и на Семена.

– Я пробовал применить к ним стиратель памяти. Совершенно не действует. Видимо, все дело тут в другой физиологии… То же должно быть и с тобой. Мы же не удивляемся, почему не видим электромагнитные волны, ауру или инфракрасное излучение. Мы их просто не видим, потому что таково наше зрение. То же самое и с чтением мыслей внеземной цивилизации.

При последних словах Семена пробрал холод.

– Но почему? – выдавил он.

– Это был и мой первый вопрос! – почти философски заметил Контор. – Но ответ не так сложен. Думаю, те эксперименты, которые мы ведем, небезопасны. Оттого они предпочли их вести подальше, на какой-нибудь далекой планете Земля. Или это какие-то повстанцы ищут мир, который можно покорить, да еще и во времени… Или возможно зачем-то им потребовались наши мозги для одной из частей эксперимента… Одним словом, множество «или» и ничего хорошего для нас.

– Значит, ты хочешь, чтобы я сообщил, что якобы не могу залезть так далеко в будущее? – после долгого молчания осведомился Семен.

Контор немного побледнел, потом взял себя в руки и ответил:

– Я реалист. И понимаю, что выходов тут мало. Побежать жаловаться? Кому? Куда? И кто поверит? Но если даже предположить, что побежим… Уверен, нас схватят на первом повороте, засадят в психушку и сведут с ума!

При упоминании о психушке Семен кисло усмехнулся. Сценарий был ему знаком. Контор тем временем продолжал.

– …Как того парня, что пару лет назад случайно попал в зону эксперимента. Руководство не хотело рисковать, оттого пришлось его изолировать. Жестокие методы! И я никогда не был их сторонником! Оттого и предлагаю самый разумный вариант.

– Что за парень? – как можно спокойнее произнес Семен.

– Семен… – Контор попытался вспомнить. – Кажется, Семен Рос-рос… То ли Ростин, то ли Росов. Или что-то в этом роде…

– Росин, – подсказал Семен. – Семен Росин…

Контор недоуменно вскинул брови.

– Да, кажется, именно так!

На лице ученого нарисовалось полное удивление, которое стало перерастать в…

А Семен продолжал, он знал, что рискует, но также он знал – оно того стоит! Контор мог стать тем, кого им так недоставало!

– …Семен Осипович Росин более двух лет назад оказался вовлеченным в необычные обстоятельства близ деревни Бирюлевка… Его рассказам никто из родственников и близких друзей не поверил. Спустя несколько дней был помещен в частную психиатрическую клинику, под руководством Лябаха, с диагнозом шизофрения и пометкой «чрезвычайно опасен». Около полугода назад бежал. До сих пор не найден…

Семен замолчал и в упор посмотрел на ученого.

– Все правильно? – поинтересовался он ледяным голосом.

Контор казался погруженным глубоко в собственные мысли. Затем он вскинул на Семена неожиданно ясные глаза и произнес:

– Прости, мне очень жаль…