Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все это было не то, лишь возня, которая не сильно-то и шла на пользу русскому флоту. Мало того, что за эти месяцы были потеряны два фрегата при ошибках в навигации, так и наступал дефицит пороха и ядер, парусины и канатов. Мальтийцы продавали свои пороховые запасы, дорого, но продавали. Однако, и их склады истощались очень быстро. Поэтому нужно было сражение жесткое и бескомпромиссное, чтобы разгромить турку и сразу же послать конвой за всем нужным в Россию.
Победа позволит и непосредственно уничтожить турецкий флот, который мало-мальски, но был турками собран со всех закоулков огромной империи, но еще решительная виктория не даст французам совершить ошибку и напасть на русские корабли. Франция блокирует русские эскадры и не пускает их к Гибралтару, а победа русского флота над турецким, решимости у французов должна поубавить.
— Зюйд-Вест, — кричал офицер на флагмане русского флота, линкоре «Ретвизан».
— Впереди паруса! — услышал Захар Данилович.
— Вот и хорошо, сложно ждать и догонять, — чуть слышно, скорее, для себя, сказал адмирал Мишуков и достал зрительную трубу.
Через двадцать минут, когда оба флота уже отчетливо себя проявили и командующие расценивали шансы победы в сражении, появилась еще одна информация, которая повергла русского адмирала в шок.
— С кормы паруса! — прокричал впередсмотрящий в гнезде.
Все от матросов до офицеров напрягали зрение, чтобы увидеть противника, который приближался к русскому флоту. Проще определить опасность было капитану «Ретвизана», да адмиралу Мишукову с адъютантом, у которых были зрительные трубы.
— Французы! — воскликнул капитан флагмана.
Мыслительные процессы Захара Даниловича Мишукова ускорились в разы. Русский флот оказывался зажат в клещи. Но сведений о том, что Франция вступила в войну с Россией, не было, напротив, французы в разы уменьшили свою активность в направлении Османской империи, только у берегов Испании и части Италии ходят корабли под французскими флагами. Уже два месяца, у Мальты и в зоне действия русских эскадр не было ни одной посудины от Людовика. Тогда что? Пугают? Вступят ли в бой? Если не собираются воевать, то почему тут? Да и как нашли? Очень много было вопросов у адмирала, на которые вряд ли можно было получить ответы в ближайшее время.
— Неприятель впереди! Думайте, господа, как бить турок станем. Францию не трогаем, пока они не станут нас топить, — скомандовал Мишуков, все больше набираясь решимости, пусть и промелькнула мысль, что турок нужно бить, а французам можно и сдаться.
Адмирал скривился и загнал малодушные помыслы глубоко в подсознание.
— Восемь линейных кораблей, одиннадцать фрегатов, двадцать три галеры, еще восемнадцать различных малых кораблей, — отчитался офицер.
«Мы имеем десять линейных кораблей, шесть фрегатов, пять брандеров. Ветер больше благоприятствует нам, турки стоят относительным скоплением, по крайней мере, галеры скучены» — думал Мишуков.
Адмирал понимал, что в таких условиях может повторить победу при Лепанто, когда Бредаль пожертвовал и собой и своим кораблем. Сейчас же приказать кому-то погибнуть, чтобы иные радовались виктории, было не по чести дворянина, может только брандеры сделают свою работу, но такова специфика этих кораблей, чтобы погибнуть, но прихватить с собой неприятеля, да и система эвакуации на брандерах отработана до автоматизма. Самому же Мишукову хотелось славы. Кто ее не хочет? Но, он хотел лично насладиться триумфом, а не взирать на восхваления подвига с небес, ну, или из ада, — это уже как получится.
— Созывайте Совет, — распорядился Мишуков и пошел в каюту, чтобы спокойно позавтракать. Он уже принял решение, теперь нечего переживать, но послушать подчиненных может оказаться полезным.
Как и думал адмирал, толковых решений в сложившейся ситуации предложено не было. Были высказаны мнения, что лучше уходить, если отпускают, говорили и о том, чтобы ударить по французам, которые обнаглели и еще много чего сказанного по-пустому. Но было важно даже психологически, разделить ответственность за принятые решения, что и было сделано, когда предложения адмирала были приняты единогласно.
Почти сутки флоты маневрировали, турки пытались выйти в открытое море, но после непродолжительных обменах пушечными залпами, забились в заливе Сароникос у мыса Капо-Скилли [название мыса Скилион в XVIII в.]. Неприятельский флот не выходил, а и французы немного подтянулись и своим присутствием, которое было не столь и внушительным, скорее политическим и нервозным, стесняли возможности маневра для кораблей Мишукова. Русский флот просто подталкивали к сражению, причем не к линейному бою, а к свалке.
Под самое утро были спущены порядка двух десятков лодок, которые на всех порах устремились к неприятелю, благоприятствовал ветер, но и матросы на веслах подталкивали свои одно парусные суденышки вперед. Вместе с тем, три линейных корабля, без каких-либо огней, выстроились в линию напротив выхода из залива Сароникос и стали выжидать. Задача была ударить всеми орудиями с бортов «в ту степь», для отвлечения неприятеля от реальной опасности.
Вместе с лодками, груженными порохом и под управлением матросов в бой устремились и четыре корабля-брандера.
Лодки уже приближались к турецким кораблям, как там началась суета, а у тех вымпелов, что стояли боком к выходу из залива, стали в ночном, или уже предрассветном сумраке, одна за другой выкатываться пушки. Русские линейные корабли открыли огонь. В ночи было вообще непонятным, куда долетают ядра, и насколько это опасно для турок, но грохот стоял, и паника у османов присутствовала, несмотря на буквально несколько попаданий.
До целей дошло только меньше половины лодок, два брандера-корабля были потоплены турками, но остальные отработали по турецкому флоту. Особо отличился корабль-брандер под началом капитана Василия Сергеевича Ильичева, который смог сцепиться с турецким линкором и взорвать свой корабль, от которого огонь быстро перекинулся и на турецкий вымпел. Команда, в большей части, успела прыгнуть в воду и даже спустить один ял, прежде чем разразился взрыв большой мощности.
От брандера огонь переметнулся и дальше, охватывая пламенем еще пять галер и три линейных кораблях неприятеля. Огонь переметнулся еще на ряд посудин, где команды имели успех в борьбе со стихией и выигрывали в битве за живучесть своих суден, стало ясно, что решающего значения предрассветная атака не принесла.
Весь русский флот, уже готовый к сражению, выдвинулся к месту пожарищ. И началась самая, что ни наесть свалка, которой так хотелось избежать. Русские корабли выходили на пистолетный выстрел и в упор, иногда раньше неприятеля, иногда с обменом ударов, били по туркам. Щепа разлеталась от любого попадания османского ядра, именно щепки от собственного корабля и причиняли больше вреда, чем само ядро. Палубы заливало кровью, но никто не сдавался.
Флагман «Ретвизан» не стоял в стороне.
— Зарядить пушки двумя ядрами по правому борту [подобное в реальной истории использовал Ф. Ушаков], — скомандовал капитан корабля под одобрение адмирала.
Это было опасно — два ядра могли и разорвать ствол орудия, однако, двойной выстрел — это двойное попадание практически в одну точку. Целью «Ретвизан» выбрал турецкий флагман — самый большой в двух флотах линкор со ста пятью пушками. Ветер немного переменился, и нужно было изменить конфигурацию парусов, но времени на это не оставалось, и русский флагман рисковал.
Поворот, левый борт практически погружается в воду, но правый разряжается залпом, не давая шанса турецкому кораблю. Русские матросы, среди которых были и греки и черногорцы сразу же стали бороться за живучесть своего корабля, откачивая воду из трюма, перетаскивая тяжелые пушки на правый борт. В какой-то момент, корабль все же выпрямился и мог продолжать бой.
В это самое время, туркам удалось взять в клещи русский линкор «Три святителя» и там уже шла жестокая абордажная схватка, в которой турецкое численное превосходство продавливало русское преимущество в качестве подготовки абордажных команд. Когда два союзных фрегата, так же потрёпанных, приблизились к русскому линкору, команды на «Трех святителях» уже не осталось, но и турок было убито огромное множество. Абордажный натиск команд с русских фрегатов быстро смял волю к сопротивлению у оставшихся моряков и абордажников противника. Османы стали прыгать в воду, или сдаваться.
Бой закончился. Это была победа — турки разгромлены, и частью сдались. Только шесть галер и еще пять малых кораблей сбежали, как-то протиснувшись между сражающимися флотами. Русские потери составили три линейных корабля, два