Спустя неделю Эдгар сдался. Бесследно растаяли деньги, выданные добрым посланником. Львиная доля ушла на официантов и мальчишек-рассыльных (медные пятаки они брали охотно, но дела никакого не делали, а крутили пальцем у виска и корчили рожи за спиной), пришлось еще покупать новые башмаки (сапожник отказался чинить старые), да и хозяин требовал денег за номер. На еду денег уже не оставалось, да Эдгар и позабыл, когда последний раз ел. Разве что кто-нибудь из сердобольных русских предлагал непонятному парню стакан водки — он не отказывался.

Отчаяние пришло (даже не пришло, а ударило сзади, словно мешок с песком) возле колонн Исаакиевского собора, когда в полдень раздались тройные удары колоколов. Величие русского храма, на фоне которого он был муравьем, колокольный трезвон, с которым не мог спорить ни голос человека, ни глас поэта, обрушились на Эдгара, пригвождая к булыжнику. Ухватив одну из колонн, юноша глухо зарычал, осознав вдруг, что никогда не увидит ту Единственную, ради которой стоило жить и писать.

Внезапное прикосновение к плечу подействовало, как удар электрического ската. Обернувшись, Эдгар увидел доктора-англичанина. Ишервуд, словно бы между ними ничего не произошло, учтиво приложил два пальца к шляпе.

— Приветствую вас, мистер По! Как вам погода?

Погода была последнее, о чем Эдгар По желал бы поговорить. Он вообще не обращал внимания на постоянно моросящий дождь и холодный ветер. В его понимании плохая погода входила в реалии сегодняшних событий.

— Вы без зонта? — не унимался Ишервуд. — Напрасно, напрасно. В столице Российской империи зонт нужен не меньше, чем в Британской. Становитесь сюда, — любезно предложил доктор, накрывая юношу огромным куполом.

Разделенный зонт — это почти кров, поделенный на двоих. Куда-то улетучилась неприязнь к англичанину, совесть, словно разбуженная кошка, выпустила острые коготки.

— Мне очень неловко, — выдавил из себя Эдгар, приготовившись просить прощения, но Ишервуд перебил:

— Если вы о том инциденте — забудьте. Юношеская горячность, неумеренный патриотизм, пиво. Сам был таким лет тридцать назад. К слову, вы не откажетесь от стаканчика доброго джина? Мне будет приятно пообщаться с умным человеком, а заодно отпразднуем наше примирение. Ну как?

Джин? Почему нет? Джин это то, чего не хватало сегодня Эдгару. Выпить, затуманить голову, и, может быть, удастся забыть или хотя бы отвлечься от поисков загадочной девушки.

Ехать пришлось далеко. Эдгар молчал, зато доктор говорил без умолку. Разглагольствовал о грязи на окраинах Санкт-Петербурга, о нерадивости и жадности извозчиков и о том, как опасно появляться на ночных улицах русской столицы, если в карманах пальто нет пары пистолетов. В сущности, ничего нового.

По мере того как лужи на мостовой сменялись на лужи в грязи, а добротные каменные дома на убогие домишки, Эдгар успел прийти в себя и уже раздумывал — а правильно ли он поступил, поддавшись порыву? Может, сегодня бы улыбнулось счастье и он наконец-то нашел бы следы Аннабель?

Но отступать было поздно, потому что доктор уже радостно махал рукой в сторону особняка, стоящего на отшибе и выделявшегося на фоне прочих домов, словно рыцарский замок среди крестьянских лачуг.

— А вы богатый человек, — заметил Эдгар, выбираясь из скрипучей пролетки.

Доктор ответил не сразу, так как ругался с извозчиком. Судя по всему, кучер запросил больше, чем договаривались, а англичанин не желал платить лишнего. Победа осталась за эскулапом, а извозчику осталось лишь сорвать злость на неповинной кобыле.

— Русские всегда пытаются обмануть иностранца, — пожаловался Ишервуд. — Мы договорились на десять копеек, а мужик потребовал пятнадцать — мол, он не знал, что так далеко ехать. Какое мне дело до его знаний? Если ты подрядился быть извозчиком, то будь добр, заранее узнавай свои маршруты и бери деньги в соответствии с уговором. Договора должны соблюдаться! Да, — спохватился доктор, — мне показалось, или вы что-то спросили?

— Я сказал, что вы очень богатый человек, — повторил По, пояснив: — Говорят, в Санкт-Петербурге очень дорогие дома.

— Ну что вы! — рассмеялся Ишервуд. — Если бы мой дом стоял на Невском проспекте или на Гороховой, на Большой Морской, то был бы дорогим. Это место считается дешевым. Вот у вашего приятеля-книжника, действительно дорогой дом.

Эдгара слегка задело, что англичанин назвал старого Шина его приятелем. Уж не следил ли доктор за ним? Устыдившись собственного предположения, пожал плечами:

— Разве у мистера Шина дом? Я думал, у него книжная лавка.

— Мистер Эдгар, друг мой, — вы ведь позволите так себя называть? — господин Шин очень богатый человек. Книжная лавка — это только хобби старика и занимает лишь малую часть его собственного дома. А такой дом стоит огромных денег! Я даже не берусь сказать сколько. Мое жилище — всего лишь гонорар за курс лечения от застарелого сифилиса.

"И плата за молчание", — подумал Эдгар, но вслух, понятное дело, ничего не сказал.

К удивлению юноши, во дворе не оказалось ни привратника, ни дворника. Доктор собственноручно открыл калитку, а потом, подойдя к двери, не стал звонить в колокольчик, а отпер замок собственным ключом. В прихожей хозяина тоже никто не встретил. Ишервуд, помогая американцу раздеться, проникновенно пояснил:

— Не доверяю русской прислуге.

Гостиная, куда доктор провел Эдгара, была довольно большой, но неопрятной. Тут и там валялись разрозненные бумаги, толстые журналы, книги. Не поленившись, Эдгар поднял один из журналов и со вздохом бросил обратно — что-то научное, по-немецки. Вдоль стен выстроились книжные шкафы, набитые пухлыми фолиантами. Похоже, Ишервуд использовал гостиную не только для приема гостей, но и как библиотеку. Исходя из того, что дом был огромен, это казалось странным.

"Боже мой, как здесь холодно!" — подумал Эдгар, поняв, что же его смущало — дом доктора казался нежилым! Ухватив себя руками за плечи, юноша принялся с силой растирать замерзающие мышцы.

— Располагайтесь, — любезно пригласил доктор, сдвигая с угла обеденного стола несколько томов в кожаных переплетах — порыжевших от времени, а на освободившееся место утвердил графин и две рюмки, хотя говорил о стаканчике.

Эдгар уже привык, что в России "выпить" означало еще и перекусить. Но для англичанина "выпить джина" означало именно "выпить джина". А жаль. По с удовольствием бы сейчас съел что-нибудь — хотя бы сэндвич.

Русские привычки становились частью натуры — Эдгар ожидал, что доктор разольет джин и произнесет tost, но тот уже смаковал напиток. Кажется, американец тоже удивил Ишервуда, выпив рюмку в один глоток.

Выпитый джин, словно горячий комок упал в желудок, откуда принялся разливаться по жилам, разнося долгожданное тепло.

— Я снимаю квартиру на острове Василия, там и живу в основном, а в этом доме