Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где Мэй?
— Ищите! — отвечала та. — Может быть, вам и повезет.
И Эрвинд, как в прежние времена, всей кожей почувствовал, что Мэй здесь, неподалеку. Ом резко обернулся. По лестнице, заставленной перекочевавшими из оранжереи деревьями, спускалась девушка в платье из узорчатой золотой парчи, старинного покроя — с узким коротким рукавом, широкой юбкой. На ее обнаженные руки была наброшена ярко-красная шаль. Светлые волосы высоко взбиты, на лице золотая полумаска в виде мордочки дракона. Ороку — хранитель счастья. Она была уже на середине лестницы, когда какой-то медведина-ряженый обнял ее за плечи мохнатой лапой и принялся что-то шептать на ухо. Смеясь, она замотала головой: «Нет, нет, никогда!» Эрвинд бросил Серену прямо посреди танца и, лавируя между парами с искусством настоящего морского пирата, кинулся к девушке. Ряженый все еще удерживал ее около себя. Эрвинд упал перед ней на одно колено, поцеловал руку.
— Прекрасная госпожа, не подарите ли один танец несчастному разбойнику?
Она повернулась к медведю:
— Ну разве могу я отказать такому славному и кроткому разбойнику? Боюсь, он станет тогда свирепым и кровожадным.
И, подарив ему на прощание улыбку, позволила себя увести.
Эрвинд взял ее под руку и взглянул на маленький, чуть припухший шрам на правом локте. У него самого был точно такой же, но немного выше. Когда-то в Ашене они не поделили деревянную лошадку и кубарем покатились с лестницы. Шрам он с удовольствием поцеловал.
— Скучала?
— Страшно.
— Ага, настоящий кошмар! Сколько лет мы с тобой не танцевали?
— Вечность. А до этого танцевали на уроках и умирали от скуки.
— Дураки были.
А голоса пели:
Полна я любви молодой,
Радостна и молода я.
И счастлив мой друг дорогой,
Сердцу его дорога я -
Я, никакая другая.
Мелодия, говорят, когда-то пришла из Империи, но никогда тарды не танцевали под нее так: не притопывали каблуками, не усаживали партнершу на колено, не позволяли краю юбки взлететь, открывая на мгновение жадному взору белый кружевной чулок, не кружились спина к спине, глядя друг на друга через плечо.
— Нужно ли было приходить? Это не вредно для твоей головы?
— Ты что, недовольна?
— Ох, Эрвинд, — пользуясь свободой танца, Мэй прильнула к нему. — Просто я думаю, должна быть веская причина, чтобы и ты стал неосторожным.
— Так и есть. Посмотри туда. Что скажешь о том юноше? Вон там, рядом с послом.
— Пугало, потерявшее свой огород.
— Ты ошибаешься. Пугано, нашедшее свой огород. Я кое-что подслушал у себя в посольстве. Это твой будущий муж и повелитель Лайи.
Да что пред ним рыцарь другой,
Лучшему в мире люба я.
Кто свел нас, тем, господи мой,
Даруй все радости мая.
Речь ли чернит меня злая,
Друг, верьте лишь доброй, не злой.
Изведав любви моей зной,
Сердце правдивое зная.
— В Лайе может быть только один король, и это — ты.
— Ты лучше меня знаешь, что это невозможно.
— Тогда мне остается надеяться только на легкую смерть.
Друг мой превыше презренья,
Так кто ж меня смеет презреть?!
Всем любо на нас поглядеть,
И я не боюсь погляденъя.
Следующая фигура их разлучила. Эрвинд едва ли видел свою новую даму. Когда вернулась Мэй, он схватил ее за руку с такой силой, что она вскрикнула.
— Никогда больше не смей так говорить! Сможешь завтра выйти из дома незаметно?
— Конечно.
— Приходи в полдень на старую пристань. Я буду тебя ждать.
Доблести вашей горенье
Зовет меня страстью гореть.
С вами душой ночь и день я, -
Куда же еще себя деть.
— Мне пора уходить. Люблю тебя.
— Люблю тебя.
Эрвинд собирался на всякий случай поплясать еще с кем-нибудь, но переоценил свои силы. Знакомая уже боль шилом впилась в висок. Он присел у стены и закрыл глаза. Только бы Мэй не увидела!
— Плохо себя чувствуете, Ваше Высочество? Что же Теодор за вами совсем не присматривает?
Эрвинд поднял голову и сощурился. Над ним возвышался посол.
— Теодор тут не при чем. Я сам сбежал. Три года уже не праздновал День Высокой Звезды. Я думаю, вы можете меня понять.
— Нашли королеву?
— Не успел. Голова проклятая…
— Печально. Я распоряжусь, чтоб вас проводили до посольства.
— Это было бы просто замечательно.
Посол оборачивается, чтобы проверить, как там Гуннар, но того уже нет на месте. Посол и Эрвинд озираются в тревоге и обнаруживают тардского принца уже в другом конце зала, где Цветок Шиповника учит его танцевать бранль с поцелуями. Эрвинд не смог сдержать восхищенного смешка, но, к счастью, посол не понял, к кому он относится. Первым побуждением господина Арнульфа было броситься на помощь незадачливому жениху, но потом он вдруг решает: «А с какой, собственно, стати?»
Первая волна веселья уже схлынула, танцы снова становятся томными, свечи оплывают, меркнут. Толпа распадается на парочки, они прогуливаются рука об руку, угощаются фруктами, выходят в сад, где с веселым грохотом взмывают в небо струи фейерверка. Но до того, как последняя ракета упала на землю, успело еще произойти много важных событий.
Эрвинд, снова под конвоем, без приключений добрался до дома.
Посол целовался с Сереной у садовой ограды.
Гуннар выпил что-то такое, отчего впоследствии его воспоминания расплывались и мутились. То ему казалось, что он провел весь вечер с замечательной девушкой, а то — что их было целых трое.
Юная брюнетка, нежная, как полураскрывшийся бутон, которая сама повела его танцевать.
Таинственная блондинка в золотой маске, с которой он пил розовое вино и рассказывал ей свою жизнь, а она слушала, как никто и никогда еще его не слушал, и он пьянел от ее молчания больше, чем от выпитого. А потом, то ли пригрезилось, то ли она в самом деле обещала помочь ему убежать из этого проклятого города.
Хорошо, когда у кавалера куча денег и он платит за любую прихоть. Со всех сторон летели серпантин и конфетти. Горел огонь в плошках, чадили факелы. Смех, беготня, руки воришек в карманах. Мэй поняла, что одна она бы здесь просто потерялась. Рейнольд выводил ее из свалок, поминутно с кем-то здоровался, шутил, отмахивался.
Наконец их вынесло на главную площадь. Даже на памятник одному из тардских завоевателей кто-то повесил гирлянду. Горели костры, на них что-то жарилось, сновали люди, предлагая сласти и напитки. Мэй не устояла. Когда закончился очередной танец, она залезла на бочку и отправила Рейнольда за пирожками. Он обернулся мгновенно, протянул ей один, сообщил: