Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это настоящий или статуя?
– Настоящий, конечно, – с некоторым удивлением ответил Найл.
– А я думал, может, статуя. У тебя, поди, от них мурашки по коже?
Найлу сделалось как-то обидно за пауков (даже сам от себя такого не ожидал).
– Это у них от нас мурашки должны идти. Надо учиться привыкать друг к другу.
Бойд, не обращая внимания на его уязвленный тон, оглядывал помещение.
– От так да! Вот где бы жить! Прямо как наш городской зал собраний.
Он подлетел к камину и посмотрел снизу вверх на трубу.
– Глядь, вот это высота! А почему дождь не попадает вниз?
– Не знаю.
– А тут что? – Бойд приоткрыл дверь в подвал.
– Подвал.
– Можно взглянуть?
– Там внизу темно.
– Тут есть светильник.
В нише возле двери стоял незажженный светильник с огнивом (с падением рабства разрешили спички, но их все еще не хватало). Бойд со сноровкой, развившейся от долгих лет привычки, запалил фитиль и прикрыл светильник стеклянным колпаком. Затем – он впереди, Найл следом – спустились по лестнице в подвал. На крючьях висело с полдюжины копченых окороков, на полу – несколько кадок с соленьями, маринадами, со специями.
– Что-то не слишком густо, – разочарованно заметил Бойд.
– Правильно, подчистили за полгода.
– Что у тебя вон там? – Бойд указал на массивные черные сосуды, смутно виднеющиеся у дальней стены.
– Ничего, там пусто. – Сказал, а у самого в душе оборвалось.
Сосуд, где находились кулоны, был расколот, на полу лежал обломок вместе с каменной пробкой, опечатывающей горловину. Бойд уловил золотистый отблеск под светом светильника.
– Гляди, вот в этом что-то есть.
Он подался вперед.
– Не трожь! – резко остановил его Найл.
Бойд послушно выпрямился. Найл взял у него светильник и опустился на колено. Сосуд раскололся на три части, словно его шарахнули молотом. Два куска остались стоять вертикально, третий лежал на полу.
Сначала подумалось, что сосуд нечаянно расколол кто-то из слуг, – может, пыжился вынуть каменную пробку, да сил не хватило и уронил ее обратно, а сосуд возьми да расколись. Но понял, что такое едва ли возможно. Никому невдомек, что Найл побросал кулоны в сосуд, поэтому и заглядывать никому не было причины.
Найл изучал кулоны, держа над ними светильник, затем осторожно коснулся их пальцами. Кулоны были абсолютно инертны. Протянув руку, Найл поднял их на ладони.
– Один такой был в больнице, – заметил Бойд. – Что это такое, не знаешь?
– Их носят слуги мага. О маге слышал?
Бойд кивнул.
– Дядя Симеон говорил.
– Значит, знаешь, что они могут быть опасны.
Найл говорил, а сам пытался распутать у кулонов цепочки; никак не получалось, спутались в тугой узел. Вместе с тем помнилось, что падали они из стакана в сосуд один за другим, поэтому перепутаться никак не могли. Наконец он рванул одну из цепочек, и та лопнула; только так и удалось расцепить.
– Зачем ты это сделал? – спросил Бойд.
– Потому что по отдельности в каждом из них меньше силы.
Не будь сейчас рядом посторонних глаз, Найл бы понес кулоны в Белую башню. Вместо этого он скинул их в два разных сосуда – специально выбрал два, стоящих друг от друга как можно дальше, – и тщательно заткнул горловины каменными пробками.
Когда поднимались по лестнице, Бойд спросил:
– Но кто расколол сосуд?
– Маг.
– Он что, был здесь? – изумленно сверкнул глазами Бойд.
– Нет. Но здесь кулоны, а этого достаточно. Вот потому они так и опасны.
Бойд наперебой расспрашивал, но ответы Найла звучали рассеянно. Он все еще размышлял о расколотом сосуде и эффекте двух кулонов. Получается, что маг, вероятно, сознавал все, что происходило во дворце двое минувших суток. Проклиная себя за легкомыслие, Найл мысленно дал себе зарок при первой же возможности снести кулоны в Белую башню.
В покоях никого не было; Джарита, как и многие женщины во дворце, устраивала себе после обеда отдых на пару часов, Найл поставил на стол коробку с озерной травой, рядом положил вынутую из кармана металлическую ленту. Неожиданно почувствовал, что на бедро давит какой-то предмет. Вспомнил: каменная фигурка. Пресекая заведомый град вопросов со стороны Бонда, Найл попросил:
– Расскажи мне об аппарате Галлстранда.
– Сходить принести хрестоматию?
– Не надо. Просто расскажи, что помнишь.
– Ну что ж, ладно… – Бойд приподнял брови. – Так или иначе, все в нем связано с нервными протоками в мозгу. По ним проходят разные импульсы… – На секунду он прервался, глубоко вздохнул и продолжал: – Выяснилось, что если у человека поврежден какой-то отдельный участок мозга – например, упал он с дерева и ему стала отказывать левая рука, – то зачастую он может восстановиться и без всякой помощи, особенно если руку постоянно упражнять. Но это не потому, что поврежденный участок в мозгу исцелился, а потому, что мозг образовал вокруг поврежденного участка новые протоки. И мне кажется, все это, в общем-то, правильно.
– Звучит убедительно, – согласился Найл.
– Вот и тот самый Галлстранда решил, что у людей новые эти протоки, скорее всего, образуются путем проб и ошибок. И аппарат свой изобрел, чтобы все это давалось легче. Ведь тот сам по себе ищет наобум новые и новые протоки. Это все равно что рассылать по темному лабиринту тысячи гонцов с факелами; рано или поздно кто-нибудь из них обязательно отыщет выход.
Найл медленно кивнул. До него мало-помалу стал доходить смысл странных ощущений, которые одолевали его при выходе из больницы. Новые нервные протоки вполне объясняли то чувство свежести и новизны, от которого весь мир представал обновленным.
Вместе с тем все еще непонятным оставалось другое ощущение, будто мозг взад и вперед раскачивается на качелях, отчего все, что ни видишь, то надвигается едва не вплотную, то опять уносится вдаль. Даже вспоминать об этом было не совсем приятно: начинала кружиться голова.
– Ты не можешь примерно описать свои ощущения, когда надел ленту на голову? – спросил он Бойда.
– Была какая-то необычная вспышка, будто кто-то шарахнул по голове. Потом замутило, а потом вдруг я почувствовал, как все вокруг ожило…
– Ожило?
– Именно ожило и будто за мной наблюдает. В конце концов стало легчать, и разобрало волнение…
Найл взял ленту.
– Попробую испытать это на той девушке.
– Можно я тоже посмотрю?
– Конечно.