— Я бы с удовольствием так и сделал, — заверил Артем, — если бы не одна деталь: без вас я правды не добьюсь.

— У вас есть тридцать секунд, чтобы убраться с моего участка, — заявил следователь. — Потом я вызываю наряд и пишу заявление о преследовании.

— Я успею, — заверил Артем. И в ускоренном темпе сообщил следующее: — Охранник офиса, где работал погибший, предоставил суду запись камеры наблюдения, на которой видно, как я подталкиваю жертву к краю крыши. В этом здании еще двенадцать камер наблюдения, но их записи оказались испорчены. Не дожидаясь окончания процесса, этот же простой сотрудник службы безопасности купил дом в закрытом поселке элитного района Подмосковья. А спустя четыре года повесился во дворе собственного прекрасного коттеджа, оставив родным только долги. Я уложился в тридцать секунд? У следствия есть версии?

— А от меня-то вам чего надо? — воскликнул Терентьев. — Я все сделал как следует!

— Не сомневаюсь, иначе бы до сих пор работали в органах.

Это была, конечно, лесть, и она подействовала. Следователь успел обдумать сказанное Артемом.

— Вы хотите сказать, что этого вашего свидетеля совесть замучила?

— Не моего, а вашего. И я излагаю только факты. Бывший спортсмен, мастер спорта по самбо, вдруг начинает пить по-черному, а затем кончает с собой. Как специалист, могу намекнуть, что это немного напоминает депрессию. У которой должны быть причины. Вот вы, как честный следователь, уволились из СК. А он — из жизни.

— И я должен вам поверить? — воскликнул следователь. — Бросить все и снова копаться в этом дерьме, которое вы заварили? Вы же у нас никогда не ошибаетесь…

— Верить не надо, — сказал Артем. — Проверьте. Связи же остались.

Он повернулся, чтобы идти, но тут следователь его окликнул. Артем обернулся.

— Артем Александрыч, — сказал Терентьев. — Раз уж вы у нас такой крупный специалист, дайте совет…

И он указал на насос.

…В офис Николая — брата погибшего Леонида — вошла его мать. Спросила:

— Тебе уже сказали?

— Что? Что он опять наведался к следаку по Лёниному делу? Да, знаю. Разведка работает.

— И что собираешься делать? — спросила мать.

— Я уже все решил, мам, — прозвучал ответ.

— Не хочешь мне рассказать?

Николай подумал, покачал головой:

— Не хочу.

Но матери и не требовалось никаких признаний. Она слишком хорошо знала своего сына. Поэтому сказала:

— Так нельзя, Коль. Убив его, ты станешь таким же, как он, понимаешь?

— Зато все будет по-честному, — упрямо заявил Николай.

— Для кого? Для меня? Я уже потеряла одного сына…

— Да все нормально будет, мам! Я тебе обещаю.

Но мать слишком хорошо знала своего сына и не верила его обещаниям.

— Только попробуй это сделать! — угрожающе сказала она. — Только попробуй…

Артем не рассчитывал в этот день еще раз услышать голос следователя Терентьева. Однако услышал. Следователь позвонил ему перед обедом и сказал следующее:

— У меня есть племянник. Зовут Григорий, вполне взрослый мужик, работает менеджером по продаже автомобилей. И вот… В общем, сестра очень переживает за его здоровье. Не так давно у Григория умер отец, довольно известный поэт. Корзиков — может, слышали? В результате парень просто выключился из жизни. Депрессия, или что-то в этом роде, вам виднее. Факт в том, что он ни с кем не общается, не ходит на работу. Девушка была — даже на ее звонки не отвечает. Может, есть какие-то особые методы, я не знаю…

— Методы есть, — ответил Артем. — Но для начала хорошо бы убедить самого клиента в том, что у него есть проблема.

— С этим сложности, — признался следователь.

— Хорошо, — согласился Артем. — Расскажите о нем как можно подробнее.

И следователь Терентьев рассказал. Оказалось, что Григорий установил буквально культ умершего отца. Прогнал уборщицу, много лет работавшую у них в доме, за то, что попыталась прибраться в комнате отца и нарушила там «творческий беспорядок». Поругался с издательством, которое печатало последние книги поэта и собиралось сделать переиздание. Поругался потому, что захотел сам закончить последнюю, неоконченную книгу отца. И это притом, что он никогда не писал ни одного стихотворения.

Случай был сложный. Сложность состояла в том, что клиент не хотел обращаться за помощью, с ним нельзя было заключить договор. Но этот самый Григорий был тем рычагом, с помощью которого Артем мог повернуть следователя Терентьева в нужную сторону. Значит, маньяком-стихотворцем следовало заняться. А чтобы заставить его принять помощь психолога, следовало применить испытанное средство — шантаж…

…Григорий сидел в библиотеке и изо всех сил пытался сосредоточиться, сочинить несколько строк, которые стали бы окончанием одного из последних стихотворений отца. Ему мешал громкий стук клавиатуры соседа. Наконец Григорий не выдержал и обратился к этому соседу:

— А можно потише? Здесь люди работают!

— Прошу прощения, — ответил сосед. — Когда творческий процесс идет, так увлекаешься… Я вообще дизайном занимаюсь… Но я сейчас пересяду.

Сосед собрал свои записи и направился к другому компьютеру. Проходя за спиной Григория, бросил взгляд на его монитор и вдруг сказал:

— Слушайте, это ваши стихи? Какой легкий стиль! На Корзикова похоже…

И ушел, сел в отдалении. Но теперь Григорий уже не хотел от него отделаться. Он повернулся к знатоку поэзии, спросил:

— А вы знаете Корзикова?

— Шутите? — ответил «дизайнер». — Я его фанат. Если у поэтов бывают фанаты.

— И вы думаете, это, — Григорий указал на монитор, — правда, похоже?

Так завязался разговор. Выяснилось, что знатока поэзии зовут Артем. Из библиотеки они вышли вместе. По дороге Артем декламировал стихи Корзикова, чем вызвал полный восторг Григория. Потом стал расспрашивать о жизни любимого поэта: писал тот стоя или сидя, ручкой или карандашом. Потом заметил:

— Конечно, такой человек был достоин государственных похорон. Жаль, что все так смазанно прошло…

— Не знаю, я там не был, — признался Григорий.

Артем почувствовал, что это, что называется, «тепло». Разгадка мании, поразившей Григория, лежала где-то рядом…

— Не смогли себя заставить прийти, — сказал с сочувствием. — Понимаю…

— Нет, просто не успел, — сказал сын поэта. — Это меня до конца жизни будет преследовать. Я был в командировке. И в тот день, когда отца не стало, у нас было что-то вроде корпоратива. Узнал о его смерти только на следующий день, когда не было рейсов. Прилетел, когда его уже похоронили.

— Не надо на себя злиться, — сказал новый знакомый. — Вы делаете великое дело во имя отца. Продолжаете его путь…