Доктор деликатно промолчал, у него не было пока никакого мнения.

– Яков, где ты там, надо бы выйти!

– Не исключено также, что это будет мое последнее дело.

Наконец этот самый Яков появился. Высокий, худой горбатящийся мужчина с обширными распушенными баками. Свет, падавший сзади из окна, таинственно подсветил их. Привратник показался вдруг фигурою значительной. Что-то бормоча себе под нос, он отпер ворота. Английские слуги бормочут себе под нос то, что они думают о своих господах.

Сэр Эндрю, тяжело дыша, уселся на свое место. Обращаясь почему-то только к доктору, он сказал:

– Не подумайте ничего такого, джентльмены. Яков славный парень. Очень, очень тонко чувствующая натура. Все принимает близко к сердцу. Большое пристрастие к литературе, его не раз видели рыдающим над книгой. Но жаль – избалован отцом.

– Что вы имеете в виду?

– Уж не знаю почему, но Яков всегда был ему особенно любезен. Может быть, из-за болезненности своей. Да-а, у него ведь бывают эпилептические припадки. Его положение в доме всегда было совершенно незыблемым. Подозреваю, весьма подозреваю, что Яков оказывал родителю услуги в его приключениях по женской части. Он ведь не только привратник, но и садовник. Все ключи от калиток потайных у него. Он отчасти и винным погребом ведает, хотя сам и капли в рот не возьмет.

– Может, именно поэтому? – предположил Холмс.

Они ехали по липовой аллее, было полное впечатление, что это сырой подземный ход.

– Сказать по правде, мистер Блэкклинер, я был удивлен, увидев этот глухой забор. Такое ведь не часто встретишь в этой части Англии.

– Да, мистер Ватсон, редко. Это все отец. Я вам уже говорил об особенностях его характера. Он умудрялся, при всем своем женолюбии, оставаться очень замкнутым человеком. Может быть, он боялся мести, может быть, хранил тайну…

Коляска, хрустя крупным песком, круто вывернула из липового тоннеля и подкатила к парадному крыльцу. Дом смутно рисовался в толще тумана. Трехэтажное массивное здание с белыми оконными переплетами.

На крыльце стоял невысокий плотный мужчина. Даже в темноте было видно, до какой степени он лыс. Он кутался в клетчатый плед, в правой руке держал большой стеклянный фонарь.

– Ну вот, джентльмены, – с непонятным облегчением сказал сэр Эндрю, – добро пожаловать. Человек с фонарем-это Эвертон, дворецкий. Пять поколений в доме и все такое. Прислуги у нас тут немного, да и та приходящая. Из деревни, которую мы проезжали. Гринхилл, кажется. Эвертон первым обнаружил, что с отцом что-то неладно.

Холмс прямо на крыльце провел первый допрос.

– Итак, вы первый, кто увидел труп?

– Не совсем так, сэр. – Голос из массивной головы, влажной от ночного тумана, шел на удивление тонкий, почти писклявый.

– Поясните.

– Как всегда, в шесть часов я принес милорду его чай. Он не ответил на мой стук. Я стучу особенным образом, милорд прекрасно его знает. Я постучал еще раз, громче. Никакого ответа. Тогда я нажал на ручку двери. Она была заперта. Меня это насторожило, у милорда не было обыкновения запирать дверь кабинета изнутри. Кроме известных случаев. То был не известный случай.

– Вы имеете в виду визит женщины?

Дворецкий потупился и деликатно отвел взгляд.

– Проводите нас туда.

Кабинет располагался на втором этаже. Вдоль широкой ковровой лестницы ступенчато висели темные портреты былых владельцев Веберли-хауса. На площадке меж этажами в эту благородную когорту вдруг влезла громадная кабанья морда. Ничего не сказав по поводу людей, Эвертон счел необходимым объясниться по поводу животного:

– Охотничий трофей милорда.

Далее опять шли портреты.

Когда поднялись на второй этаж, Эвертон кивнул влево.

– В той части коридора комнаты сэра Гарри и сэра Энтони.

– Мне хотелось бы поговорить с ними немедленно, – сказал сыщик.

– Боюсь, это невозможно, сэр. Сэр Энтони уже лег. Он всегда ходит к заутрене и поэтому ложится засветло. А сэр Гарри еще не встал, он работает до рассвета и спит, пока не стемнеет.

– Судя по тому, что вы говорите, вы никогда не собираетесь все вместе?

– В каждой семье свои странности, – с достоинством заметил сэр Эндрю.

Переложив фонарь из правой руки в левую, Эвертон нажал ручку двери и произнес торжественно и скорбно:

– Кабинет милорда, джентльмены.

Кабинет был похож на кабинет. Фонарь, поставленный на письменный стол между бронзовым подсвечником и сандаловой папиросницей, едва-едва добрался своим бледноватым светом до окраин помещения. Давало знать о себе золото на книжных корешках в шкафу до потолка. Голая статуя, венчавшая полуколонну в углу у окна, показала только колено, локоть и локон.

– Кто же первым увидел труп?

Сэр Эндрю задумчиво выпятил губы.

– Трудно ответить на ваш вопрос со всей точностью. Эвертон, обнаружив, что дверь кабинета заперта изнутри, позвал меня. Затем появились Гарри и Тони на звук наших голосов. Затем Яков с инструментами, он лучше всех знает, как обращаться с замками. Когда он взломал замок, мы все вместе вошли внутрь.

– Что же вы увидели?

У сына перехватило горло, дворецкий пришел ему на помощь.

– Милорд лежал здесь, на ковре, на левом боку. В правом виске у него была дыра.

– Дыра?

– Точнее сказать, дырочка, сэр. Как от пули.

– Кто обнаружил пистолет?

– Пистолета нигде не было. Мы все осмотрели внимательнейшим образом.

– Кто-нибудь мог его незаметно вынести?

– Исключено, – вступил в разговор сэр Эндрю, – никто не выходил, пока мы не завершили поиски.

– Хорошо. Окна?

– Окна? Ах, да. Окна были закрыты на все шпингалеты, портьеры были опущены, как сейчас. Отец боялся сквозняков.

Холмс подошел к холодному камину и заглянул в него.

– Мы тоже подумали о дымоходе, мистер Холмс. Но там толстая решетка на высоте четырех футов. В старину так часто делали. Через нее даже утке не влететь.

Холмс выпрямился.

– Дверь была заперта изнутри на ключ?

– Не только на ключ, но и на задвижку. Яков очень ругался, когда все это пришлось расковыривать.

– И вы вызвали полицию?

Сэр Эндрю кивнул.

– Немедленно. Сначала деревенского констебля. Еще до того, как он прибыл, Гарри посоветовал телеграфировать в Лондон, в Скотланд-Ярд. Мы не стали прикасаться к телу. И послали за местным врачом, мистером Бредли.

– Это тот пожилой господин с рассеченной губой и в пенсне, что стоит у меня за спиной?

Толстяк доктор окончательно вошел в кабинет, виновато при этом покашливая. Холмс тут же обратился к нему, не давая присутствующим тратить время на восхищение своей проницательностью:

– Что показало вскрытие, мистер Бредли?

Толстяк тщательно поправил пенсне, как будто его неуверенное положение мешало ему говорить.

– Повреждения были весьма характерными. Мне приходилось сталкиваться с подобным. Я был полковым хирургом в действующей армии.

– Лет