Авторы записок и сказаний воспроизвели обнародованную Лжедмитрием версию помилования Шуйского, соответствовавшую определенному политическому расчету. Самозванец желал подтвердить свое родство с вдовой Грозного еще до ее приезда. Он также стремился закрепить за польскими советниками репутацию боярских заступников.

Сподвижник Лжедмитрия С. Борша точнее других объяснил причины помилования Василия Шуйского. «Царь даровал ему жизнь, – писал он, – по ходатайству некоторых сенаторов». Бояре не посмели открыто перечить «царю» на соборе. Но после собора они сделали все, чтобы не допустить казни князя Василия. Ни один из предшественников Лжедмитрия на троне не решал дела без участия Боярской думы. Самозванец, заняв престол, должен был следовать традиции. Отмена казни Шуйского явилась первым успехом думы.

Имущество Шуйских, их вотчины и дворы подверглись конфискации. Князь Василий и его братья Дмитрий и Иван были заключены в тюрьму в галицких пригородах. Круг советников, настаивавших на жестких мерах в отношении бояр-«заговорщиков», потерпел поражение. Поборник опричных методов Богдан Бельский должен был отступить в тень. Лжедмитрий вознаградил усердие Бельского, произведя его в бояре, но вскоре отослал из Москвы в Новгород.

Еще будучи в Туле, Отрепьев послал гонца в «казанские города» за Нагими. Мятеж в Угличе, инспирированный Нагими, положил конец их карьере. Ближайшие родственники вдовы царицы Нагой лишились имущества и много лет провели в тюрьме и ссылке. Лишь после коронации Бориса Годунова о них вспомнили и вернули на службу. М.Ф. Нагой стал воеводой в захолустном городке Санчурске, А.А. Нагой – в Арске, М.А. Нагой – на Уфе. Самозванец вызвал Нагих в столицу и «подовал им боярство и вотчины великие и дворы Годуновых и з животы». Нагие лучше всех других знали, что царевич Дмитрий мертв. Но они охотно «вызнали» в Отрепьеве внучатого племянника, открыв себе путь к почестям и богатству.

Монах поневоле, Филарет Романов не оставлял надежд на возвращение в мир. От странников-богомольцев он знал об успехах самозванца и уже в начале февраля 1605 г. грозил посохом своим тюремщикам-монахам, говоря: «…увидят они, каков он вперед будет». Филарет перестал жить «по монастырскому чину», часто смеялся «неведомо чему» и постоянно вспоминал «про мирское житье, про птицы ловчие и про собаки, как он в миру жил».

В свое время Отрепьев служил в свите у окольничего М.Н. Романова, а затем у боярина Б.К. Черкасского. Оба умерли в опале, и бывший кабальный слуга не опасался разоблачения. Уцелевшие Романовы и Черкасские были освобождены из ссылки.

Находясь в Туле, самозванец приказал вернуть в Москву всех Головиных.

Казначей Петр Головин окончил дни в тюрьме в правление Бориса.

Его сына В.П. Головина держали на воеводстве в Сибири, а затем в Уржуме. Лжедмитрий вызвал В.П. Головина в столицу вместе с его братом П. Головиным и сделал их окольничими. Такой же чин получил опальный дьяк В.Я. Щелкалов.

При царе Борисе наибольшим влиянием в думе пользовались Годуновы и Шуйские.

Обе эти группировки были разгромлены и удалены из столицы. Думу пополнили «воровские» бояре, получившие чин в Путивле, а также опальные бояре и дворяне. Обновив состав Боярской думы, Лжедмитрий добился послушания бояр и стал готовиться к коронации.

Филарет Романов (ок. 1553–1633). Портрет из «Царского титулярника» (1672 год)

Самозванец пожелал дождаться возвращения в Москву старицы Марфы Нагой. Его расчет был безошибочным. Признание со стороны мнимой матери должно было покончить с сомнениями тех, кто все еще не уверовал в его царское происхождение.

Сохранилось предание, что из Москвы Лжедмитрий «наперед» послал на Белоозеро в монастырь к Нагой «постельничего своего Семена Шапкина, чтоб его назвала сыном своим царевичем Дмитрием… да и грозить ей велел: не скажет – и быть ей убитой». Никто не знает, о чем говорили между собой опальная вдова Грозного и ее родственник Шапкин. «Тово же убо не ведяше никто же, – писал автор „Нового летописца“, – яко страха ли ради смертнаво, или для своего хотения назва себе ево, Гришку, прямым сыном своим, царевичем Дмитрием».

Однако совершенно очевидно, что Шапкину достаточно было поговорить с опальной монашкой по-родственному. Обещания неслыханных милостей подействовали на вдову сильнее любых угроз. После убийства самозванца Нагая, спасая свое доброе имя, объявила, будто Отрепьев ее «устрашил смертью»: «…коли он с ней говорил, и он ее заклял и под смертью приказал, чтоб она того никому не сказывала».

В середине июля 1605 г. Марфу Нагую привезли в село Тайнинское. Отрепьев отправил навстречу ей племянника опальных Шуйских князя Михаила Скопина, чтобы отвести подозрение насчет сговора. 17 июля Лжедмитрий выехал в Тайнинское под охраной отряда польских наемников. Его сопровождали бояре. Местом встречи стало поле у села Тайнинского. Устроители комедии позаботились о том, чтобы заблаговременно собрать многочисленную толпу. Обливаясь слезами, вдова Грозного и беглый монах обняли друг друга. Простой народ, наблюдавший сцену издали, был тронут зрелищем и выражал свое сочувствие криками и рыданиями. После 15-минутной беседы Нагая села в экипаж и не спеша двинулась в путь. Карету окружала огромная свита. Сам «царь» шел некоторое время подле повозки пешком, с непокрытой головой. Стало смеркаться, и всей компании пришлось остановиться на ночлег в предместьях столицы.

18 июля Марфа Нагая прибыла в Москву. Отрепьев ехал верхом возле кареты. Праздничная толпа заполнила Красную площадь. По всему городу звонили колокола. Отслужив службу в Успенском соборе, мать с «сыном» роздали нищим милостыню и скрылись во дворце. Коронация Отрепьева состоялась через три дня после возвращения в Москву вдовы Грозного.

К услугам Лжедмитрия были царские регалии – «четыре короны, а именно, три императорские и четвертая – та, в которой короновались некогда великие князья», шапка Мономаха. Самозванец избрал новую корону Бориса Годунова, созданную в глубокой тайне венскими мастерами и привезенную Афанасием Власьевым в 1604 г. Венец был изготовлен по образцу императорской короны Габсбургов. Царь Борис планировал построить храм «Святая Святых» – новый Иерусалимский храм, средоточие мирового православия. Не думал ли он принять титул императора?

На золотой монете, изготовленной в Москве, Лжедмитрий I изображен в высокой шапке, похожей на корону Габсбургов. В «высокой короне» Отрепьев сидел на троне во время коронации Марины Мнишек. Завладев императорской короной, Отрепьев надумал присвоить себе титул императора.

Наградной золотой Лжедмитрия I. Из собрания Государственного Эрмитажа

Воцарение «вора» сопровождалось пышными праздниками. Кремлевский дворец был разукрашен, а путь через площадь в Успенский собор устлан златотканым бархатом. Оказавшись в соборе подле алтаря, Отрепьев допустил отступление от ритуала. Он повторил затверженную речь о своем чудесном спасении. Патриарх Игнатий надел на голову самозванца венец Бориса Годунова, бояре поднесли скипетр и державу.