Крессида только кивнула:

— Да.

Ключ в замке издал легкий щелчок. Отброшенный в сторону, он поблескивал в падающем от камина неясном свете, но Крессида уже не видела этого. Пока Алек намеренно неторопливо шел к ней, ее руки сжимались и разжимались. Она не двигалась с места, только смело смотрела ему в глаза.

Он дотронулся до ее щеки, нежно провел по линии подбородка. Крессида не пыталась унять дрожь, ей нравилось ощущать его руки на своем теле. Она через голову стянула платье и бросила его на пол. Дыхание вырывалось у него со свистом. Она потянула за рукав своей ночной рубашки, оголив плечо. Он провел пальцем по ее ключице, на его губах появилась озорная улыбка.

— Мне очень нравится быть соблазняемым, — прошептал он. Не успела Крессида покраснеть от своей развязности, как он запустил палец под вырез ее рубашки и спустил ее с плеч.

Под его взглядом ее соски набухли и стали твердыми. По коже побежали мурашки. Ей нестерпимо хотелось прикасаться к нему. Но Алек отступил назад, не сводя с нее глаз, сорвал с себя галстук, потом жилет и отшвырнул их в сторону. Крессида пожирала его глазами, ей хотелось кричать от нетерпения. Но когда он снова шагнул к ней, она отступила, качнув бедром, и ослепила его кокетливой улыбкой. Ей и в самом деле нравилось обольщать его. Ночная рубашка скользнула вниз до бедер, но она, подхватив ткань рукой, не давала ей сползти ниже. Он сделал еще один шаг к ней, но она опять отступила. Но сзади оказался столбик кровати, и Алек сделал рывок.

Они вместе опрокинулись на кровать. Крессида потянула рубашку Алека. Он наклонился и поцеловал ее за ухом. Рубашка вылезла из его штанов, и она просунула под нее руки, ощутив теплую и живую кожу с мощными мышцами. Краешком сознания она отмечала шрамы, которые видела раньше в библиотеке. Это был Алек, которого она любила, со шрамами или без них, и он слишком медлил.

Алек больше не мог сдерживаться. Он не знал, почему Крессида решила соблазнить его именно этой ночью, да и не хотел знать. Он был без ума от нее, с ее дерзостью, нежностью, добрыми глазами, с ее манерой задумчиво смотреть на него — один уголок рта приподнят вверх, голова наклонена, дразня его видом оголенной шеи. «Может быть, она уже задумывалась… об этом», — пришло ему в голову, когда он погрузил руки в шелковый водопад ее волос.

Долго размышлять ему не пришлось, потому что, когда она прижалась к нему и начала ласкать его руками, он почти потерял голову. Ему хотелось любить ее нежно, со всей деликатностью и утонченностью, хотя он готов был содрать ее проклятую ночную рубашку и наброситься на нее с необузданной первобытной страстью.

Он предполагал, что она не девственница, но не знал наверняка, поэтому нужно было действовать осторожно.

— Я хочу почувствовать вас внутри себя, — произнесла она гортанным шепотом, и он сразу налился силой, отбросив всякую мысль о том, чтобы остановиться. Ее руки двинулись вниз и обхватили его. Алеку пришлось задержать дыхание, чтобы немедленно не войти в нее. Пробормотав проклятие, он задрал ей рубашку. Она приподняла колени, и он смог ввести пальцы через влажные завитки волос между ее ногами прямо во влажный жар ее тела. Она выгнула шею, глаза у нее стали большими, и Алек потерялся в ощущениях.

Он сбросил туфли и освободился от брюк. Она села, через голову стянула с него рубашку и тут же оказалась в его объятиях. Теперь ее гладкая мягкая кожа касалась его тела. Он снова трогал ее, но она была уже влажной, приподнимала бедра и реагировала на движение его пальцев внутри ее.

«Пожалуйста», — молила она. Она лизнула кончик своего пальца и поводила рукой по своему плоскому животу. Алек задрожал. Видеть, как она ласкает себя, было непереносимо. Он ввел один, потом два пальца внутрь ее и стал ласкать, наблюдая, как ее пальчик кружил над потайным местечком. Глаза его загорелись. Пот выступил у него на лбу, руки дрожали. Он схватил ее руку, взял в рот ее палец и облизнул его, чтобы почувствовать ее вкус. Она потянула к нему другую руку. Тогда он поймал оба запястья, пригвоздил ее руки к постели над головой, а другой рукой ввел пенис в ее влажное разгоряченное лоно.

Крессида задохнулась. Руки ее напряглись, но она не смогла высвободить их. Он поднял голову и подождал — ее голова неистово металась из стороны в сторону. Ее прерывистое дыхание свидетельствовало о приближении к вершине сексуального наслаждения. Не в силах произнести ни слова, она закинула на него ноги и приподняла бедра, чтобы лучше чувствовать его.

Голод подстегивал их, они не могли сдерживаться и со всей страстью предавались любви. Он отпустил ее руки, иначе не мог бы ласкать ее грудь. Потрогал большим пальцем сосок, наклонился и взял его в рот. Крессида гладила его руки и плечи, ощущала, как твердели и расправлялись его мышцы, когда он двигался внутри ее, заполняя собой ее тело и сердце.

Почувствовав приближение оргазма, Крессида натянулась как струна. Она с такой силой прижимала к себе Алека, что, должно быть, сделала ему больно, но он крепко поцеловал ее, изменил ритм движений и начал входить в нее под разными углами. Она трепетала под ним, слезы текли по ее щекам, по телу побежали волны и привели ее к вершине наслаждения. Спина Алека была напряженной, он содрогался в оргазме. Наступило освобождение.

Они долго не двигались. Крессида лежала, не открывая глаз, ощущение полного удовлетворения и счастья овладело ею. Она не хотела выпускать его руки, вставать с постели. Это был риск — заниматься любовью с Алеком, но она не колеблясь, с удовольствием рисковала бы вновь и вновь. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы завладеть его сердцем в той же мере, в какой это удалось сделать ему. Крессида знала — она так любит его, что готова рисковать, даже если это принесет ей несчастье или погибель.

Алек поднял голову и посмотрел на нее сверху. Охваченная страстью, улыбающаяся, обнимающая его, Крессида Тернер была самой прекрасной женщиной из всех, которых он знал. Его влекло к ней с первой встречи, с того самого момента, когда она целилась в него из пистолета — там, в конюшне. Он уважал ее смелость, восхищался ее честностью, достоинством, находил забавным ее юмор, ценил ее доверие. Теперь он точно знал, что испытывал к ней нечто большее, чем притяжение или восхищение. Он был околдован и очарован, он не мог представить себе жизнь без нее. Алек никогда не был сентиментальным романтиком, но когда она улыбалась ему вот так, как сейчас, сердце его до краев наполнялось счастьем. Ничего подобного он не испытывал раньше.

— Это не все, — сказал он, ему все еще не хватало дыхания. — Этого недостаточно. Я хочу вас — не только сейчас…

— Знаю, — пробормотала она, проводя пальцами по его волосам. — Я знаю, любовь моя. — Ее слова были бальзамом для его души.

Он говорил ерунду. Глубоко вздохнув, он лег, прижавшись щекой к ее груди, вслушивался в биение ее сердца и в первый раз за долгие годы ощутил в душе мир и покой.

Проснулся он внезапно — с чувством, что кто-то смотрит на него. В силу выработанной привычки Алек полежал, не шевелясь, прислушиваясь, и только потом осознал, кто дышит рядом с ним, кто смотрит на него так пристально, что он проснулся.