еще тот приспособленец, когда надо, и без мыла в жопу залезет…

Марисса.

Откуда она… хотя, конечно… вежливость, она такая… список приглашенных диктует, пусть и эльфам.

– А этого, значит, сама воспитала. Очаровашка. Дай поцелую.

Эль целовать себя не дал. Марисса и не настаивала.

– Не дергайся так, – сказала она, коснувшись губами высокого бокала, но, готова поклясться, вина Марисса даже не пригубила. – Меня дядюшка отправил цветочки передать, а то как-то неудобно. Знаешь, у этих ушастых прелюбопытные правила. Двери их дома открыты в праздник, они примут всех, даже тех, кого искренне ненавидят.

Светлое платье.

Венок из каменных цветов. Лепестки сияют алмазным блеском, и красота этого венка завораживает. Впрочем, ожерелье из тех же хрупких, будто ледяных цветов обвивает тонкую шею Мариссы.

И браслет в тему.

Она касается его осторожно, лаская…

– Вот та дамочка явно тебя ненавидит. Думаю, если бы могла, она бы тебе лично горло перерезала…

У колонны застыла благородная леди Алауниэль, взгляд которой был столь тяжел, что мне действительно стало не по себе.

Я ведь ничего не сделала. Наверное.

– Что ж, рада была повидаться. А моему супругу скажи, что я прощаю ему эту измену, – последние слова Марисса произнесла чуть громче, чем нужно.

И готова поклясться, сделала это нарочно.

Ее услышали. И сказанное интерпретируют по-своему.

– Я даже дам ему развод. Если попросит. Будет при тебе третьим запасным…

Ответом ей был смешок, а лицо леди Алауниэль окаменело.

– А ты не боишься? – тихо поинтересовалась я, признаюсь, это было глупо, но… я ненавидела, когда на меня смотрели так – со снисхождением, легким презрением и толикой удивления, будто не понимая, что это существо делает в их обществе.

– Чего?

– Он молчать не станет.

– О чем? – улыбка Мариссы сияла. – Впрочем, можешь не рассказывать, фантазия у него богатая. Признаюсь, когда-то она меня и впечатлила. Эти рассказы о скором гениальном открытии, о каком-то чудо-веществе, которое изменит мир… Кому не хотелось бы стать женой гения? Только вот правда в том, что это вещество существует исключительно в воображении моего дорогого пока еще супруга. Как и все открытия. На деле же он – болтливая ленивая скотина, только и способная, что пить, и не только. Мне кажется, в последние годы он стал что-то добавлять в выпивку и окончательно утратил человеческий облик. Сама посмотри.

И она указала куда-то в сторону. А я посмотрела. Признаюсь, я не сразу увидела Глена, точнее, увидела, но… это существо, склонившееся над вазой, чтобы извергнуть в хрустальные цветы содержимое желудка, лишь отдаленно напоминало моего бывшего. Человека вообще.

Оно же, отблевавшись, вытерло рот рукавом фрака. Икнуло. И помахало мне рукой.

– Юся! – этот вопль перекрыл и музыку, и ропот толпы. – Юська, иди ко мне… пошалим, как в былые…

Я почувствовала, что краснею. Вспыхиваю.

А Глен решительно, как ему казалось, направился ко мне. Правда, двигался он зигзагом, слегка задевая то колонны, то ледяные статуи. Вот зазвенела и покатилась по полу ваза, выплеснув остатки воды. Брызнули в стороны молоденькие эльфийки.

– Юся, бросай это ушастое недоразумение…

Я закрыла глаза, желая оказаться в другом месте.

Где-нибудь на кладбище. На спокойном и мирном кладбище, где водятся упыри и прочая милая сердцу нежить, у которой, может, беда с манерами, но в остальном они прелестно-предсказуемы и не норовят подгадить.

На плечо легла рука.

И я выдохнула. А потом открыла глаза, чтобы увидеть, как знакомый бритоголовый эльф взваливает Глена на плечо.

– Перебрал, – сказал он гостям, широко улыбнувшись. И клыки у этого эльфа оказались какими-то совсем уж не эльфийскими. А в левом еще и камень поблескивал. – С непривычки. Эльфийское-то легкое в голову еще так шибает…

– Ах, дорогой, ты, как всегда, прав, – великолепная леди Эрраниэль запечатлела поцелуй на щеке бритоголового, чем, кажется, шокировала местное общество куда сильнее, чем Глен с его слабым желудком. – Бедняге нужен отдых…

И за задницу ущипнула.

Демоны меня раздери. Почтенная эльфийская старушка на моих глазах ущипнула… и видела это не только я. Обернувшись, я поняла, что Эль вовсе не удивлен.

– Бабушка всегда знает, что делать.

– Думаешь?..

Мне предложили руку, и я ее приняла.

– Кому интересны любовники какой-то там девицы человеческого рода, когда у сестры его величества появился новый избранник.

Сестры? Его величества?

– Так ты?..

– Я.

Дышать глубже. Ровнее. И под ноги смотреть. Я-то не пила, но кому это докажешь?

– И…

– Предпочитаю не распространяться. Наши знают, но… – Эль толкнул тяжелую дверь, впуская прохладный воздух. – Я ведь, как ты помнишь, не совсем… в порядке. И даже если получится восстановиться полностью, я все равно не смогу претендовать на престол.

Счастье-то какое. На душе ощутимо полегчало.

– Но матушка продолжает надеяться, что я вернусь ко двору.

– Зачем?

– Чтобы блистать.

Ну да, очевидно же.

Я поежилась, вспомнив преисполненный какого-то отчаяния взгляд леди Алауниэль. И даже понять ее могу. Родить ребенка, растить его с надеждой, что уж он-то если не трон займет, то место в непосредственной близости, а тут такой подвох.

Сперва на границу сбежал. Теперь вот я.

– Отец никогда не любил двор. Да и я… бабушка тоже. Это ее расстраивает.

Мы оказались в саду, где, несмотря на осень, распускались цветы и порхали бабочки. Правда, стоило коснуться одной, как она истаяла. Иллюзия?

– Маму тяготит местная зима. И осень тоже. Отец предлагал построить настоящую оранжерею, но она продолжает надеяться, что скоро мы отсюда уедем.

Ага. То есть нужно было что-то сказать, но я понятия не имела, что принято говорить в подобных случаях.

– Отец отговаривается делами. У него здесь партнеры. И лаборатория. Нет, он не некромант, у нас этот дар чрезвычайно редок, поэтому вряд ли некроманту позволили бы покинуть границы леса.

Лавочка нашлась.

Как лавочка… резная качель на серебряных цепях, которые облепили те же бабочки. Стоило мне присесть, как они вспорхнули и закружились искристым облаком. И исчезли.

Иллюзии не любят некромантов. Никто не любит некромантов. Даже сами некроманты.

– Но Юся…

Вряд ли сумела бы отличить чистокровного эльфа от полукровки, а полукровок с даром на моей памяти было не так и мало.

Я присела.

Эль устроился рядом. Он оттолкнулся от земли, и наша скамья качнулась. А в темных кудрях ближайших кустов зажглись искры.

Снова бабочки.

– Не думай. В ней говорила злость.

– Если бы…

Он осторожно сжал мои пальцы, успокаивая и утешая. Что ж, возможно, высший свет и забудет пьяную выходку Глена, но не благородная леди Алауниэль, которая и прежде-то ко мне любви не испытывала. А теперь…

– Марисса очень продуманный человек, – я устроила голову на плече мужа. –