– Пойдет – задумчиво кивнул я – Ты заработал право сесть на стул и окунуть яйца в ведерко со льдом. У тебя есть ведерко со льдом?

– Пока так перебьюсь. Но я еще не закончил. Еще есть бонус.

– Ко второй истории?

– Ага.

– Ну давай.

– Хозяин после новогоднего обжорства и водки любил поболтать с верным слугой. Да и Коннор сам был из наблюдательных. И жили они с тем родом целые столетия. В общем знали всякое сокровенное о господском роде. Так вот – там все такие были! Все! Весь род! Да и вообще весь их род отличался вечной проблемой с рождаемостью. Вернее, детишки рождаться рождались, но выживали редко. Род почти вымер и его спасли только достижения современной медицины. Сдвиги в психике у всех начинались рано. Но еще более-менее контролировались в юных годах. А вот потом… потом начиналась мясная хижина… И была еще одна особенность – все они без исключения загонялись на насекомых.

– Жрали их?

– Нет. Просто загонялись. У каждого были аквариумы с муравьями, всякие там ульи, жучиные фермы. И все они мечтали загнать насекомых себе под кожу. И даже пытались это сделать. Вроде как муравьев пихали себе в разрезы кожи, жуков, гусениц.

– Охренеть.

– Да. Охренеть. Они мечтали, чтобы под их кожей ползали насекомые. Семейные доктора уже не удивлялись, вытаскивая из наследничков всякое живое или подохшее гнилое дерьмо с кучей ножек. Это прекращалось только в зрелые годы – с началом мясных проектов.

– Круто.

– Еще не круто. Погоди. К сорока или сорока пяти годам начинались слеты с катушек. Причем основательные – уже без возврата к нормальной жизни. Становились буйными маньяками. Таких запирали в родовом гнезде. Первыми женщины слетали с рельсов относительной нормальности. Мужики обычно держались до шестидесяти. Иногда чуть дольше. Такая вот тебе веселая история, гоблин.

– Говорю же – интересно. Можешь сесть на стул.

– И как-то Коннор обмолвился, что он всей душой был привязан к этим ублюдкам. Но особенно любил юную наследницу – веселую девчушку носящуюся по темным коридорам и мечтавшую о розовом платье, белом пони и о том как бы загнать себе под кожу как можно больше классных разноцветных бабочек.

– Вот теперь и я выпью грамм тридцать – буркнул я, протягивая руку и беря стопку.

– За твое здоровье, герой – ощерился Лео – Третью историю слушать будешь?

– Давай.

– Хорошо, что она последняя в списке.

– Почему?

– Для нее нужен особенный настрой. И начинается она особо – простенько. А ведь все интересное начинается именно так – обыденно. Ты уже догадался, кто главный герой этой истории?

– Мгаму? Такой же как ты – высокий и черный? Кстати – ты невысок. Я бы даже сказал, что ты коротышка.

– Так и знал, что ты заметишь – вздохнул Лео и осторожно коснулся своего обрезанного носа – Ну… теперь вряд ли кто будет обращать внимание на мой рост.

– Конечно не будут – кивнул я – Ведь ты умрешь. Кто смотрит на рост разлагающегося трупа с аккуратно простреленным виском? Разве что гробовщики…

– Лучше в море меня – сказал Лео и задумчиво потер подбородок – О грустном давай потом. А сейчас о мерзком.

– Начинай.

– Двое мужчин сели в поезд. В обычную дешевую магнитку, что мотается между бюджетными небесными башнями. В такие поезда всегда набивается полным-полно народу – ну сам знаешь какого. Тех, что вечно без денег и проводят жизнь в пути с работы или на работу. Соль земли. Пахари. Безличная колышущаяся мрачная масса…

– Ты будто сам там был – заметил я.

– Почти. Мгаму любил выпить. И любил раз за разом повторять эту историю. Так что я почти поверил, что это все происходило со мной лично. Ну или что я хотя бы сидел в том вагоне в шаге от них, слыша каждое слово и видя все происходящее… Включи воображение, герой. Представь, что и ты сидишь там же – на истертой задницами исцарапанной пластиковой скамье. Сидишь напротив и слышишь каждое слово, видишь каждый жест. Итак! Два мужика сели в поезд…

Все как всегда. Обычный день. Но в этот раз в наугад выбранный стоместный вагон вошло удивительно мало народу. А в тот угол, где уселись два относительно молодых мужика, вообще никто не пошел – все приткнулись поближе к дверям. Так что они могли спокойно поговорить о своем. Одеты они были как все – дешевые серые не продуваемые куртки, громоздкие тяжелые ботинки с негнущимися, но почти не знающими сноса подошвами, штаны нейтрально рабоче-повседневного ношения. В таком прикиде можно сунуться куда угодно в их сегменте общества – низах величественных небесных башен высящихся над умирающим океаном. Один из мужчин черный, бодрый, выбритый до блеска, курчавые волосы аккуратно пострижены. Второй, какой-то весь серый и кожей, и одеждой европеец… возраст вроде тот же, но взгляд давно потух, а во внешнем облике появилась та самая расхлябанность, что громко заявляет – ширинка ведь закрыта? А на остальное плевать!

Чернокожий наслаждался кофе. Его приятель зажал стакан между бедер, ему на штаны плескал остывший кофе, но он не обращал на это внимания – пятном больше, пятном меньше… Зевнув, он спросил:

– Как всегда до третьей станции, Мгаму?

– Нет, Курц – улыбнулся его бодрый приятель – Сегодня мы до конца – по полной программе. До семнадцатой.

Серый Курц впервые оживился и глянул на приятеля с искренним удивлением в сонных глазах.

– Ты чего?

– У меня получилось – широко-широко улыбнулся Мгаму – У меня сука получилось!

Двери вагона с легким шипением сомкнулись и магнитка тронулась, покинув первую небесную башню и начав стремительный путь по огромному кольцу. Проводив ушедшую назад станцию взглядом, Мгаму задумчиво произнес:

– Помнишь? Ровно семь лет назад. Мы с тобой сели в этот поезд и махнули по всему кольцу, рассматривая каждую башню, глядя на мерцающие огни там наверху – в облаках и над ними – и мечтая, мечтая, мечтая…

– Что толку? – махнул рукой Курц – Где я был – там я и есть. Погоди, Мгаму. Ты сказал – получилось?

– А еще семь лет назад мы условились, что каждый год в этот самый день мы будем садиться в поезд и кататься по кольцу. Помнишь?

– Помню, но…

– И мы еще спорили кто из нас первым станет богатеем… – белозубо рассмеялся Мгаму – Спорили до хрипоты.

– Да… и следующие шесть лет катались на этом поезде как побитые жизнью дворняги. Морщин и усталости больше – денег и задору меньше. И катались уже не по кольцу… максимум проезжали несколько станций – и с каждым разом их становилось все меньше. Затем мы стыдливо сидели на жесткой пластиковой скамейке, ожидая обратной магнитки, пили дешевое кофе и говорили о чем угодно, но только не о деньгах и успехе. Что мы тогда обсуждали? Сиськи и талию Молли Далли?

– Точно.

– Погоди, Мгаму. Ты вот сказал только, что… что у тебя получилось?