слово «кастелян» звучит смешно. Скорее его назовут «ответственным выпускающим», или как-то ещё. Про себя Николай решил, что спрашивать об этом Степана он не станет – так что, наверное, титул его так и останется неизвестным. Странно, но осознание этого принесло даже некоторое удовлетворение – видимо, потому, что такое «незнание» не играло ровно никакой роли в том, что приближалось.

Вместе с ещё одним крепким мужиком Степан начал выдёргивать из открытого ящика в углу комнаты снаряжённые пулемётные ленты и выкладывать их на стол одну за другой. Николай не стал бы особо удивляться, если бы эфэсбэшники начали бы перепоясываться ими в стиле революционных матросов, но вместо этого ленты начали засовывать в выставленные на одну из парт ранцы, – по одной в каждый, туго укладывая их внутри. Один из ранцев они вдвоём набили лентами полностью, вплоть до боковых карманов.

– Долго соображали, – буркнул тот же крепкий боец, обращаясь к Степану и ко второму эфэсбэшнику. – Как вообще могло в голову прийти такое – без пулемёта ходить…

– Ну, ты без пулемёта и в сортир не ходишь… – рассеянно ответил второй боец из группы «Гиви», имени которого Николай так и не узнал. Голос был такой, будто он в данную секунду думал совершенно о другом.

– Да всё ты сам понимаешь… Стёпа, МОНку даём курсанту?

«Выпускающий» поднялся из-под стола и тяжёло выдохнул воздух.

– Нет, Слава сказал, что ему не надо.

– Тогда, может, вторую ленту?

Мужик оглянулся на Николая, и смерил его взглядом сверху донизу, как будто измерял, унесёт ли он две пулемётных ленты.

– Ну-у… Да, пожалуй. Раз уж ничего такого ему больше тащить не надо, то… И сверхкомплектную аптечку. Так, курсант, сюда. Вот этот ящик сверху. Сам разбирайся, тебе тащить. Место – сам решай.

Взвесив на руке и тщательно уложив вторую ленту, Степан протянул ему ранец, оттягиваемый свернувшейся на дне змеёй, калиброванной смертью. Незакрытый клапан хлюпал и болтался.

– Всё место можно использовать? – поинтересовался Николай, но Степан даже не ответил, занятый другими. Ладно, чёрт с ним.

Первым делом Николай снял мешающую в достаточно тёплом помещении куртку, бросив её перед собой вместе со свитером и запасными носками, и только потом передвинул на более-менее свободный стол указанный ему ящик, распахнув его. Тот на две трети был полон разнообразным медицинским добром, не способным оставить равнодушным даже санитара – не то что старшекурсника элитного медвуза. Индпакеты, залитые в фольгу и пластик («обработано гамма-радиацией») инструменты, внутривенные системы, мягкие пакеты с плазмой и обоймы одноразовых шприцев. В общем, много всего. Сбоку стукнуло – Степан, оказывается, поставил на тот же стол ещё одну коробку, поменьше. В этой были таблетки и всякое стекло. Возникал вопрос: сколько и чего брать – учитывая, что всё это надо будет тащить на себе. Свои индпакеты и свой жгут каждый, в норме, несёт сам, как и промедол в шприц-тюбиках и кетанов в таблетках. Значит, этого можно брать чуть-чуть, сделав упор на лидокаин в ампулах. Учитывая вес и объём, плазму можно не брать совсем, а вот глюкозу стоит – два полулитровых пакета. «Сделано в Финляндии» почему-то. Килограмм веса. Или лучше три, тогда полтора килограмма. Её, в конце концов, можно просто пить.

Ругаясь себе под нос, разговаривая сам с собой и с оставшимися в тысяче километров преподавателями, Николай засовывал в ранец пакеты и системы, стараясь не переборщить с весом. Пара «москитов» («кохеров» почему-то не нашлось[30]), очень хорошие ножницы, трахеерасширитель, зонд, несколько лезвий из-под скальпелей – «номер 11», они вообще ничего не весили. Был большой соблазн удариться в инструментарий, но собственно хирургией, даже доступной ему, заниматься вряд ли придётся, так что можно нацелиться на одно-два остановки кровотечения. Ладно, ещё один «москит». Ответственность начинала понемногу «доходить». От того, что он возьмёт или не возьмёт с собой может зависеть очень многое – но, отучившись по больницам и аудиториям восемь лет, глупо спрашивать совета у военных только для того, чтобы успокоить себя. Сам. Дальше. И быстрее.

Из таблеток Николай взял только немного кодтерпина, сиднокарба и фенамина, из ампулированных препаратов – то, что влезло в гнёзда одной укладки: тёмно-зелёный пластик с такого же цвета поролоном внутри. Чуть не четверть объёма в аптечной коробке занимали стоящие вплотную друг ко другу флаконы с настойкой элеутерококка, но это было уже перебором, – как прямой стимулятор он слабоват, а лечить импотенцию и иммунодефицит в ближайшие два дня явно никому не потребуется. Степан и снова подошедший «Гиви» пару раз заглянули ему через плечо, но мешать не стали, только буркнули что-то про пять минут. Стараясь успокоить начавшее скакать сердце, так и упрашивающее засовывать на свободные ещё миллиметры всё подряд, и как можно больше, Николай чуть не с головой залез ящик, пересчитывая и перепроверяя то, что уже взял. Туда же уложил носки и сложенный «конвертом» свитер, подоткнув его мягкие края под клапан со всех сторон. Подумал и о полученной в последнюю очередь тонкой чёрной шапочке с маской, защищающей от холода лицо и ноздри, но решил пока сунуть её в карман – к ночи явно должно было похолодать. Закончил, взвесил, не закрывая, на руках. Немало, но тут уж ничего не поделаешь. Готов?

– Готов? – спросили сбоку.

Странный вопрос. Почти непонятный.

– К вертолёту. Двадцать минут на отработку посадки и высадки. Не забудь ничего. Распишешься как-нибудь потом. Пошли. Заканчивайте ребята. – «Гиви» обернулся к остальным. – Через десять минут все к полковнику.

– Удачи, – коротко и сипло сказал в спину «выпускающий». Эти моменты, после того, как заканчивалась его работа, и до того, как группа возвращалась обратно живой, он ненавидел.

– Спасибо, – успел ответить «курсант» прежде чем исчезнуть за дверью. Вадим не ответил, – и правильно, конечно, сделал. Благодарить остающегося за пожелание удачи было дурной приметой.

Тринадцать

Свинцом и сталью подтверждён,

Закон Сибири скор.

Не смейте котиков стрелять

У русских Командор!

(Р. Киплинг)

Замочим мы врагов сейчас,

Стреляя прям в упор.

Не смейте кошек обижать,

Припёршись к нам во двор!

(В. Науменко)

От полудюжины типов самолётов, на которых Николаю доводилось летать в качестве пассажира, вертолёт отличался тем, что в нём ему неудержимо хотелось блевать. Огромная крылатая машина неслась вдоль ущелья с жуткой, невероятной скоростью, плавными движениями вписываясь в его изгибы, повторяющие движение речного русла и едва не задевая ревущими лопастями винтов скалы и деревья по сторонам. Каждые несколько минут лётчики, беззвучно переговариваясь между собой, выдёргивали тушу транспортника вверх – словно подпрыгивая на месте,