— Ну, что скажешь? — Но в голосе ее на сей раз не было торжества, слова эти прозвучали почти как беглое замечание.

Матс целыми днями пропадал в мастерской, а вечером после ужина сразу уходил к себе. Катри ни о чем не спрашивала.

Сидит небось чертит ту или иную деталь, желая придать ей более удачную форму. Даже книги забросил, только лодкой и занят. Скоро нужно будет внести Лильебергу задаток, треть стоимости. Следующая выплата — когда лодку зашпунтуют и обошьют борта, а последняя — когда все будет готово. Вот обеспечу задаток — и сообщу Матсу, что лодку он строит для себя. Но пока не время, пока я еще опасаюсь поговорить с Анной, с ней теперь не угадаешь, возьмет да и схитрит, объявит Матсовы проценты самоуправством, лучше выждать и быть с нею настороже. Ждать, ждать — сколько себя помню, я только и делала, что ждала, ждала, когда наконец можно будет действовать, поставить на карту все мои познания, дальновидность и смелость, ждала великой перемены, которая все рассудит и справедливо расставит по местам. Лодка — дело очень важное, но это лишь начало. Необходимо приумножить, удвоить Аннино наследство, мертвые деньги, что лежат без всякой пользы, поместить их с умом, дать им жизнь и снова вернуть ей, вдвойне, сторицей, в игре на миллионы, которая идет уже не понарошку, в игре, которая достойна меня. Быть не может, чтобы я опоздала, нельзя мне опаздывать.

Однажды, когда Катри ушла гулять с собакой, Анна открыла свой рабочий ящик, единственный, где всегда царил безупречный порядок. Всю зиму он был на замке. Анна исполнила ритуал, который неизменно повторялся из года в год, когда с моря наплывали первые вешние туманы. Достав шкатулку из тисового дерева, старенькую, потертую, она придирчиво осмотрела краски. Докупать не надо. Анна пощупала мягкие кисти — куний волос, лучше не бывает. Тщательно проверила свои запасы и, не обнаружив никаких недочетов, уложила вещи обратно, в той же последовательности, а затем пошла в лес за домом и выкопала в снегу ямку. Обнажился мох. Она прижала руку к мерзлой земле и почувствовала, как лед начинает потихоньку таять. Но покуда еще не время, ждать еще долго.

Катри шла к мысу, слушая токование первых тетеревов на лесной опушке. Лед посерел, как асфальт, и по нему вереницей скользили синие тени облаков. Пес беспокоился, не держал шага и почти у самого маяка кинулся прочь от хозяйки. Катри подала команду очень тихим голосом, который пес хорошо знал и которому подчинялся, он повернул, по-волчьи, стороной, но близко не подошел. Катри достала сигареты. Повторила команду, еще более тихим голосом, — собака не пошевелилась. Катри отвернулась. Залитый сильным и чистым светом, ландшафт словно бы замер в ожидании. Лед у самого берега уже растрескался, и воды прилива дышали в разломах, поднимались, выплескивались на льдины и вновь опадали. Закурив, Катри скомкала пустую пачку и бросила ее на лед. И вдруг пес устремился вдогонку, прямо по воде, схватил бумажный комок, принес и положил к ее ногам. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, голова повернута вбок, но глаза смотрят в глаза, и Катри поняла, что пес стал ей противником. Вернувшись домой, она сразу прошла к Анне и сказала:

— Анна, вы испортили моего пса. И сделали это исподтишка, нарочно. Я больше не могу на него положиться.

— Положиться, положиться… — повторила Анна. — Не знаю, о чем это вы… Собакам играть хочется, разве нет?!

Катри отошла к окну и, стоя к Анне спиной, продолжила:

— Вы отлично знаете, что натворили. А вот пес больше не знает, что от него ждут. Неужели так трудно понять?

— Нет, я не понимаю! — воскликнула Анна. — То можно играть, то нельзя…

— Вы играете с ним не ради игры — и знаете об этом.

— Ну а сами-то вы, Катри Клинг! Ваша игра на деньги вовсе не забавна, и напрасно вы думаете, будто ваш пес совершенно счастлив, он ведь только повинуется…

Катри обернулась к Анне лицом.

— Повинуется… да вы же понятия не имеете, что это означает. Это — возможность проникнуться к кому-то доверием и выполнять точные, логические приказания, и ведь так гораздо легче, потому что с тебя снимается ответственность. Все упрощается. Ты знаешь, что должен делать, и веришь только в одно, а это гарантирует спокойствие.

— Только в одно! — вскипела Анна. — Весьма красноречивая лекция. Но с какой стати я должна вам подчиняться?!

— Я думала, мы говорим о собаке, — холодно произнесла Катри.

Однажды утром Анна объявила, что сама пойдет в лавку за почтой.

— Пожалуйста, — сказала Катри. — Но там очень скользко, наденьте ботинки, а не валенки. И не забудьте темные очки.

Анна надела валенки. Не косогор, а ужас какой-то — почти у самой дороги Анна таки плюхнулась в сугроб, торопливо оглянулась, но в окнах никого не было.

— Батюшки! — сказал лавочник. — Вот так диво: вы — и здесь, фрёкен Эмелин! А мы уж было встревожились, ведь толком неизвестно, что у вас там происходит… в смысле сейчас… Чем могу служить?

— Карамелек хочется, только я не помню название… Это было очень давно. Там еще котята нарисованы. Длинненькие такие конфеты, с котятами на обертке.

— «Кис-кис», — промурлыкал лавочник. — Старинный сорт. У нас есть и поновее, со щенками на фантике.

— Нет, спасибо. Мне — с котятами.

— Как вам будет угодно. Несподручно, должно быть, когда в доме такой здоровенный пес, а? Говорят, он совсем дикий.

— Пес очень хорошо воспитан, — сдержанно заметила Анна, вспомнив, что лавочник ее обманывал. И улыбка у него не приветливая, даже не учтивая. Анна повернулась к нему спиной и подошла к полкам с консервами, но, как всегда, не в силах была решить, чего же ей, собственно, хочется.

В лавку вошла фру Сундблом, с нарочитым изумлением поздоровалась, купила кофе и макароны, взяла бутылку лимонада и села у окна — послушать разговор.

Лавочник сказал:

— А фрёкен-то Клинг стала отличной домоправительницей. Да, она знает, что делает, я всегда говорил. И братишка вроде бы оказался куда башковитей, чем думали. Теперь даже вот лодку по его чертежам строите, верно?

— Это что за штука? — спросила Анна.

— Дрожжи. Их используют для выпечки хлеба.

Фру Сундблом крякнула и подлила себе лимонаду.

* * *

— Лодки, — повторил лавочник и улыбнулся. — Замечательная штука — лодки. Мне они всегда нравились. Ведь это вы заказали лодку, фрёкен Эмелин, да?

— Нет, — ответила Анна. — Я, к сожалению, в лодках не разбираюсь. Я о них читаю… Это всё. Будьте добры, запишите на мой счет.

В лавке разом стало тесно от злобы. Когда Анна направилась к двери, фру Сундблом крикнула ей вдогонку:

— Передайте привет фрёкен Клинг, от меня лично, персональный!