Прямая дорога привела их в унылый маленький «центр» города со светофорами и тротуарами. Здесь вид соотечественников в ковбойских шляпах, джинсах, цветных рубашках с короткими рукавами и легких летних деловых костюмах вызвал еще больший взрыв восторга, что взбесило Эллелу, который пытался спланировать свое наступление и сконцентрироваться, отбросив поверхностное. Он надел черные очки. «Мерседес» сбавил ход и стал ползти. Под навесами, возле счетчиков, измеряющих время стоянки, прошла молоденькая девушка, моложе и грубее Шебы, в абрикосовом бюстгальтере, бумажных трусах с рваной бахромой и выцветшими сердечками на ягодицах и в блестящих зеленых платформах десяти сантиметров высотой. Она сосредоточенно жевала пузырчатую резинку.

Опуку высунулся из машины и крикнул ей на народном арабском:

— Куда идешь, деточка?

— Туда, где тебя нет, толстяк, — был ответ, на котором поставил точку выпущенный ею пузырь, что вызвало новый взрыв веселья у двух солдат.

Девчонка, давшая отпор, бросив искоса томный, вызывающий взгляд, каким пользуются кушитки в потенциально допускающих компромисс встречах, проходила как раз мимо витрины «За пять и десять», и плохо сочетаемое обилие товаров на ней — пыльное множество игр, пластмассовых игрушек, мячиков, инструментов, игральных карт — породило в груди Эллелу жажду разрушения: уничтожить все это, упростить, избавиться. Руки его дрожали. Он попытался рассуждать спокойно. Этот нарост в сердце Куша не лава, а артефакт, множество артефактов, созданных здесь с помощью денег. А там, где деньги, там и ограбление, — это доказывает Маркс. Должен существовать капитал, эксплуатация, трансмутация сырья. Словом, промышленность. А там, где промышленность, — там и машины, тщательно расставленные и налаженные. Эту установку, эту наладку можно уничтожить, а вместе с ними и все дьявольское сооружение. Этот город пропах чиновничеством, голубыми воротничками. Фрэнчайз был чище со своим озером, по которому гулял ветер, со своим увитым плющом святилищем. Многие мужчины на этой улице были в промасленных комбинезонах, а некоторые в алюминиевых шлемах.

Эллелу попросил Мтесу остановить «мерседес» перед входом в «Магазин армии и флота», который, как он обнаружил войдя, обслуживал главным образом пролетарскую молодежь, и выбор здесь, на хребте Иппи, так далеко от центров распределения товаров, — особенно для человека роста и комплекции Эллелу, — был до нелепости ограничен. В обмен на свою униформу цвета хаки, — продавец из племени галла был счастлив получить ее, так как ее блеск и мягкость, приобретенные в носке, не могут быть воспроизведены машиной и высоко ценятся молодежью, — и несколько тысяч лю Эллелу приобрел не засаленный серый комбинезон, какой он видел на улицах, а синюю спецовку с нагрудником и двойной прострочкой, которая от новизны стояла колом, вместо шлема — допотопную шахтерскую каску и лимонно-желтую трикотажную рубашку с надписью: «Неуклюжих легко любить». Облачившись таким образом, диктатор начал, по своему обыкновению, общаться с народом, — Мтесу и Опуку он противозаконно оставил в зоне разгрузки.

Солнце Сахары безжалостно било по поблескивавшим сооружениям этого обреченного пригорода пустоты. Эллелу чувствовал, как эта обреченность жжет его. Ему захотелось пить, и он зашел в магазин мелочей. Внутри было прохладно. В аптечном отделе высокие фиалы с подцвеченной водой служили символами магической силы лекарств. Вертушка с солнечными очками стояла запыленная, нетронутая. Содержимое полок было лишь прореженной тенью того, что лежало в магазине мелочей в Фрэнчайзе. Если читателю покажется, что поверхностный анализ психологического состояния диктатора, произнесенный лишенной тела головой, нашел подтверждение в галлюцинациях и воспоминаниях о Фрэнчайзе, штат Висконсин, он должен понимать, что данный город во всех отношениях уступает процветающему производителю бумаги на берегу озера. Это типичная для «третьего мира» попытка создать промышленный городок, вытянувшийся едва на ширину квартала в обе стороны от главного «прохода» на скудной земле, лишенный истории и тени деревьев, с горожанами-африканцами, с бессистемной и даже, можно сказать, вялой торговлей. Фрэнчайз по сравнению с этим местом выглядел как любовно подстриженный и глубоко посаженный куст гортензии по сравнению с перекати-полем.

Продавец в аптечном отделе, высокий черный хассунец в традиционном, застегнутом на все пуговицы, антисептическом халате, посмотрел с улыбкой на шахтерскую каску переодетого тирана.

— Аллах добр, — сказал он. — Чем могу служить вам, сэр?

— Я хочу пить, — пояснил Эллелу. — У вас есть фонтанчик с содовой водой?

— Такие выкрутасы уже много лет как вышли из употребления, — принялся он разъяснять, — когда подскочила до небес минимальная плата за содовую. Вы, видно, живете в прошлом. Машина, которая продает безалкогольные напитки, стоит в глубине магазина, рядом со стойкой с пластмассовыми яйцами, в которые упрятаны тонкие шелковые колготки. Будьте осторожны, дружище, не уроните в банку металлическое ушко после того, как ее откроете. Не один из моих клиентов задохнулся и умер таким образом. Мы это называем «Смерть последней капли».

— Мне нужен, эфенди, также совет, — сказал ему Эллелу, обретя уверенность, так как понял по акценту и манере говорить своего собеседника, с кем имеет дело. Несмотря на смело выставленные товары, магазин явно не слишком часто посещался, и продавец не утратил свойственной обитателю пустыни любви поговорить. Слова расцветают там, где ничто больше не цветет. — Я ищу полезную работу, — признался Эллелу.

Продавец поднял локти и протер длинными, мягкими, как тряпки, руками стекло стенда, за которым стоял.

— А какого рода работу мог бы джентльмен выполнять?

Диктатор неожиданно растерялся. Факир, землекоп, продавец апельсинов — его нынешний костюм не соответствовал ни одной из этих профессий. И тут он вспомнил мистера Каннинхэма, его румяное лицо в пятнах, накрахмаленные белые рубашки. Он сказал:

— Я занимаюсь страхованием. Утрясаю претензии.

— Я слышал о таких людях, — сказал аптекарь. Он неожиданно напрягся, словно спохватившись, что незнакомец может оказаться налетчиком. В голосе его появились суровые, угрожающие нотки. — Видите ли, сэр, работу здесь можно найти только на колодцах. Без колодцев и техники тубабов ничего бы здесь не было. Вы, смею надеяться, слышали о колодцах?

— Конечно, — солгал Эллелу.

— Грандиозные природные запасы, — торжественно объявил тот, снова расслабясь, и убрал со стекла свои рваные локти, обнажив лежавшие под протертым стеклом пакетики презервативов цвета карамелек и кремовые вибраторы, нацеленные, словно прожекторы, во всех направлениях. — Углеводород, — произнес нараспев аптекарь. — В одном этом слове будущее, сэр. Дорога, ведущая из бедности, спасение нации. Валовой национальный продукт, торговый баланс — я уверен, вы знаете все эти термины. Им вполне может пригодиться человек с вашим опытом, сэр. Я слышал о несчастных случаях с машинами, чуть ли не взрывах. Советую вам предложить свои услуги, и мой барака пойдет с вами. Не хотите освежиться перед тем, как идти в кадры? Воспользоваться дезодорантом, прополоскать рот? Эти неверные придают большое значение личной гигиене. Бог видит душу, человек принюхивается к телу.