– Ничего страшного! – голос лечащего врача был преисполнен монашеской отрешенности.

– Простите, – спросил резко Переплет, – вы полагаете, что это состояние нормально?

– Поверьте, я наблюдал такую картину множество раз. Ничего особенного в вашем случае нет.

В кабинете они были вдвоем. Орлов, видимо, уже не раз беседовал с врачом и не желал выслушивать все снова. «Добрый доктор» обещал скорейшее выздоровление.

– Поверьте, – повторил он с настойчивостью миссионера, – я постоянно наблюдаю подобные случаи, и в большинстве из них нам удается вернуть индивидуума к полноценной жизни в обществе безо всяких последствий. Разумеется, женский алкоголизм имеет ряд особенностей, и, я бы сказал, очень неприятных… Безусловно, необходимо будет постоянно проходить обследования…

У Переплета было чувство, будто он знал заранее, что услышит. Он украдкой посмотрел на стенные часы над головой врача. Двадцать минут – и хоть бы капля полезной информации!

Выбравшись из стеклянных дверей больницы на свежий воздух, Орлов остановился и похлопал себя по карманам. Переплет услужливо предложил сигареты и щелкнул зажигалкой.

– Вот такие дела, Саша! – обронил маршал и добавил, помолчав еще минуту: – Хорошо, что мать ее такой не видит!

Переплет согласно вздохнул, рассматривая ножки проходившей мимо медсестры.

А лес за оградой источал аромат гнилой прошлогодней листвы, где-то в глубине его звонко пропела птица. Маршал зашагал к машине, метко швырнув на ходу в урну окурок.

Незадолго перед отъездом в Москву Переплет беседовал с Дрюней, который пытался объяснить ему интересную теорию насчет сумасшедших и алкоголиков. Согласно ей, в состоянии острого алкогольного синдрома или психического расстройства у человека открывается что-то вроде второго зрения или, если угодно, третьего глаза. Как известно, галлюцинаторные видения у этих граждан часто совпадают независимо от страны проживания.

Переплет тогда кивнул, великодушно соглашаясь с условностью формулировок.

– Это подобно тем звукам, которые мы не слышим, но которые прекрасно распознают летучие мыши!

Теперь он вспоминал этот разговор, и перед глазами стояла Дина, ловившая что-то в воздухе. «Бедная, бедная Дина!». Почему-то сейчас он как никогда раньше почувствовал, что между ними все-таки есть что-то общее. Оба балансируют на грани яви и сна, только Дина не смогла удержаться, а вот он до сих пор еще не сошел с ума. Сколько ему еще суждено продержаться, неизвестно. Маршал, занимавший обычно большую часть заднего сиденья машины, после визита в больницу каким-то образом скукожился, прильнул к стеклу, рассматривая деревья, и почти всю дорогу назад промолчал. Нетрудно было догадаться, какие мысли витают в его маршальской голове.

– Тебе ее хоть немного жалко? – спросил он вдруг, не глядя на Переплета.

Прозвучало как выстрел. Александр кивнул, тоже не глядя.

– Жалко! – сказал он почти искренне.

Он был уверен, что, отбыв эту повинность с визитом, сможет выбраться назад, в Питер. Но, как оказалось, у тестя были другие планы. Вечер предстояло провести в обществе нужных людей.

– Тебе понравится, – пообещал маршал Акентьеву и, догадавшись, о чем тот сейчас думает, пояснил, что никого из свидетелей Дининого дебоша на этом вечере не будет. Зато будут люди, которые могут оказаться полезными Переплету в дальнейшем. Акентьев решил поверить – обманывать его Орлову не было никакого резона.

Вечер был на дому у Орловых. Маршал вышел к гостям в обычном костюме, ничто в его лице не выдавало трагедии. «Эге, – подумал про себя Переплет, – вот ты какой, товарищ Орлов. Недаром, наверное, нас судьба все-таки свела!»

Гостей не набралось и десятка – и лишь одно знакомое лицо. «Стратег» Раков подошел, едва ли не подобострастно кланяясь, – это было забавно, если вспомнить, каким загадочным и важным казался он на том междусобойчике, где они встретились впервые. За столом Раков оказался по правую руку от Переплета и определенно собирался что-то рассказать, но не успел.

– Вот товарищ Акентьев нам сейчас поведает все о делах загробных… – прошелестел кто-то с другой стороны.

Переплет повернулся и увидел старика с гладким черепом, украшенным сбоку похожей на муху бородавкой.

Старика звали Аристарх Никольченко, он был загадочной личностью – одним из тех чиновников, что при собственном незначительном статусе почему-то умудряются присутствовать на подобных собраниях, где к ним относятся с подчеркнутым уважением. Переплет сразу почувствовал, что к этому человеку стоит держаться поближе.

Но его замечание насчет загробных дел сопровождалось таким взглядом, что Акентьеву стало не по себе.

– Если вы о ритуальных услугах, – уточнил он, – то здесь мы, как и, впрочем, везде, – впереди планеты всей!

– А я читала, – заговорила одна из присутствующих, дам, – что на Западе теперь модно запускать умерших в космос, и они там летают по орбите…

– Ничего подобного мы пока предложить не можем! – мрачно пошутил Акентьев и осекся, заметив недобрый взгляд тестя.

– А по-моему, это так неприятно, – сказала дама. – Космос – это холод, мрак, пустота!

– Смерть вообще неприятная штука, – сказал Акентьев.

– Смерть так же естественна, как и жизнь! – возразил Никольченко. – Бояться смерти абсурдно, вы не находите?

– Страх перед ней также естественен, – возразил Переплет, и все присутствующие замолчали, прислушиваясь к их разговору, – и естественно желание отдалить ее или избежать совсем!

– Каким образом? Медикаментозно? Вы слышали об опытах с плацентой?…

– Не говорите мерзостей! – скривилась дама.

Переплет почувствовал странное желание, глядя на нее. Это заставляло его приглядеться к ней внимательнее. Она явно забеспокоилась.

– Был еще один, хе-хе, вариантик! – продолжал Никольченко. – Мужи древности возлежали с молодыми девушками, ибо считалось, что часть их жизненной энергии передается таким образом старику.

– Не говорите пошлостей! – повторила дама, но теперь уже не так уверенно.

У нее был интересный говор, но Переплет, не будучи профессором Хиггинсом, не мог определить его происхождение. Что-то северное. Она ему не нравилась – не могла понравиться по определению – у дамы был слишком большой округлый рот, она выглядела поразительно вульгарно, и Переплет удивлялся тому, что только он замечает это. Тем не менее Акентьев не мог удержаться, чтобы не пофлиртовать, – по той же самой причине, по которой выросшая в добропорядочном доме Орловых Дина не могла удержаться, чтобы не надраться на том злополучном дне рождения. Кроме того, дама была одна, без кавалера.

Орлов пока ничего не замечал или же делал вид, что ничего не замечает. «Ничего, – думал про себя Переплет, – скорее всего, никогда в твоих солдафонских мозгах ничего не щелкнет, никогда не закрадется в них мысль, что ты, маршал великой страны, можешь быть полным дураком в том, что касается людей. Регалии твои ничего не стоят, когда речь идет о людях. Ордена и погоны никого не делают ни умнее, ни понятливее – напротив, укрепляют в дураке уверенность в собственной непогрешимости. Тебе этого никогда не понять, но, может, ты хотя бы уяснишь, что управлять людьми у тебя не получается. Во всяком случае – гражданскими».