— Почему думаешь, что отвалил? — поднял брови Тихонов. — Некоторые среди газетчиков бывают исключительными бессребрениками. Одни — из благоприобретенной принципиальности, другие — из врожденного и неуемного желания напакостить… Но в данном случае утешение лично у вас одно: получили всероссийскую славу. Как тут сказано… “Сотрудники черногорского РУБОП создали отряд “Белая стрела”, который занимается незаконным отстрелом подозреваемых…” Да, этот автор без куска хлеба не останется. Выпрут из газеты, возьмется за детективную макулатуру, пополнит ряды сочинителей.

— А все-таки… И на чью же большую и больную мозоль вы там наступили? — насупившись, спросил Громов. — Такой гвалт до небес без основательного заказа не поднимается…

— У меня тут кое-какие документы с собой. — Зуйченко похлопал ладонью по сумке. — Ехал к вам, между прочим, путями окольными… Можно сказать, на собаках…

— Ну давай, что вы там накопали… На чью, так сказать, честь и достоинство посягнули…

— Да ситуация, в общем, типичная, — устало поморщился Зуйченко. — Как везде, в любом более-менее крупном городе… Москву не беру, это государство в государстве, тут все раздроблено, тьма всяких интересов и конфронтаций, от того вам и легче лавировать… А в провинции дележки пирогов выверенные, поскольку пирогов куда меньше, а посему и жулье у нас и очевиднее, и наглее. Знаете, пословица есть: “Игумен за чарку, братия — за ковши!”. В городе три банды. Война. Одна банда лидирующая — “ферапонтовцы”. За них — начальник милиции, прокурор, председатель облсуда…

— Сила, — кивнул головой Громов. — Очерченный круг, хрен сквозь него прорвешься. Просто система какая-то… Хотя — чего тут неясного? Прежние советские чиновнички — давно снюхавшиеся и выживающие по твердо уясненным принципам. А про этого Ферапонта мы наслышаны. Он у нас в Москве гость частый. Хотя доказательств на него — сам понимаешь… Только начинаем разработку. А у вас-то как?..

— А у нас — так: пока мы с мелочевкой возились, все было относительно спокойно, — ответил Зуйченко. — Случалось, и до суда наши клиенты доходили, и даже срока получали. Благолепие, в общем. Действует, так сказать, РУБОП, часть иммунной системы государственного организма, уничтожает злокачественные клетки, вирусы и прочую нечисть… Не понимающую, кстати, что, как только организму конец придет, то и ей, сволочи, тоже… Потому, наверное, и строит, и покупает сволочь всякие строения с бассейнами за рубежами той страны, где гадит… Ну, в итоге, стараниями нашими дело коснулось главной опухоли: некоей фирмы “Скокс”, связанной непосредственно с обогатительным комбинатом… Наслышаны о таковом, да? Тут-то все и началось… И все узлы начали очевидно завязываться на мэре, Колдунове Вениамине Аркадьевиче.

— В масть фамилия, — заметил Тихонов.

— Ага, — кивнул Зуйченко. — Я тут кассетку привез интересную. Беседа в бане, в интимной обстановке. После послушаете. Теперь — горячая новость: в Москву из Черногорска приехали некие Мослак и Длинный. С интересным заданием: уничтожить Ферапонта.

— Конкуренты решили сыграть на нейтральной территории? — спросил Громов.

— Да не совсем так… Есть у Ферапонта правая рука и лучший дружок — некто Урвачев…

— Перегрызлись?

Зуйченко пожал плечами.

— Опять-таки типичная история. Крысы в бочке. Два лидера — перебор. Иначе и быть не могло. Так вот. У Мослака — телефон мобильной связи. Номер имеется. Думаю, нелишне послушать…

— Это сделаем, — сказал Громов. — А ты где, Саша, остановился-то?

— Нигде пока. В машине…

— Вот тебе ключ. Я теперь один живу, жена с дочкой в отпуске на даче… Поезжай, отоспись. А вечером пойдем с тобой в ресторан. Поужинаем. Прекрасный ресторан под названием “Соколиная охота”. Там вечером должны наши клиенты из Калуги собраться, вот мы и посидим неподалеку, понаблюдаем… Составишь компанию в оперативном мероприятии?

— О лучшем предложении и не мечтал! — с искренней признательностью отозвался гость столицы. — Я — парень корпоративный, мне без команды — никуда…

— Ну и поиграешь на нашем поле, — резюмировал Громов. — Общие правила те же… Оружие в командировке отмечено?

— Я же сказал: дорога была непростой…

— Понял.

— Ну, наконец-то! — проворчала Ада, впуская Прозорова в квартиру. — А я уж извелась совсем. Тебя три часа не было…

— Профсоюзное собрание, — устало произнес Иван Васильевич. Волнение Ады было ему приятно. — Вот что, дорогая, — бросая пакет в угол, сказал он. — А не пойти ли нам в какой-нибудь уютный ресторанчик? Только не в центр… А здесь, всего в двух кварталах отсюда, есть довольно уютное местечко… Ресторан “Соколиная охота”. Осколок советского общепита. Любовно отшлифованный временами повсеместного частного предпринимательства. Вокально-инструментальный ансамбль, шницель отбивной, салат из свежей капусты и прочие кулинарные прелести. Правда, я там не был уже года полтора, но, надеюсь, все осталось по-прежнему…

— Почему бы нет? — сказала Ада.

— Решено. Десять минут на сборы. А я, пока ты собираешься, выпью, пожалуй, рюмку коньяку…

До ресторана шли пешком.

“Огни притона заманчиво мигают…” — ерничая, напевал Прозоров, проходя мимо застывших у двери мордастых охранников и ведя за руку свою последнюю, как он это отчетливо понимал, любовь.

Стоял полуночный час, зал был наполовину пуст, в нем тихо и ровно шелестел приглушенный ропот голосов, какой бывает, к примеру, в театре во время антракта, и если бы не резкий звяк упавшей вилки, стук ножа о тарелку, чей-то пьяный выкрик, хлопок пробки от шампанского, сопровождаемый взрывом смеха из дальнего угла, то у Прозорова определенно бы сложилось впечатление, будто он попал в перерыв какого-нибудь концертного действа…

Впрочем, в правильности такой своей ассоциации он вскоре убедился, ибо усмотрел на небольшой полукруглой эстраде в центре зала одиноко торчавшие пюпитры, лежавшую на стуле скрипку, матово поблескивающий на крышке рояля саксофон, три гитары, скученно прислоненные к стене у боковой неприметной двери и потому будто бы чем-то совещающиеся… Определенно, только что музыканты ушли на кратковременный роздых.

Официант подвел парочку к свободному столику, принял заказ.

Трое мужчин за соседним столом прекратили жевать и уставились на Аду.

“То-то же…” — самодовольно подумал Прозоров.

Боковая дверь открылась и на эстраду, вытирая губы, гуськом стали подниматься музыканты.

Прозоров, в ожидании Ады успевший выпить на кухне три объемных рюмки, чувствовал теперь легкое праздничное опьянение и переживал тот кратковременный блаженный момент, который бывает у людей в самом начале застолья. Мир вокруг него сиял свежо и обновленно, люди казались исключительно симпатичными и, в сущности, замечательными существами. Он прекрасно понимал иллюзорность своего мироощущения, но ему вдруг захотелось выпить еще и еще, чтобы приумножить свою радость.