Что ж, надо признать, все животные остались живы. Дома тоже уцелели. Но, не считая этого, по возвращении Юстас застал на Черепашьем острове полный хаос. Сады утопали в сорняках, мосты обвалились, козы забрели не на тот луг, а тропинки заросли. Рекламой и планированием не занимался вообще никто, так что на осень не был запланирован приезд ни одной группы школьников, а это означало, что зимой возникли бы проблемы с деньгами.

Сотрудники Юстаса были трудолюбивыми и активными ребятами, но дело было в том, что он так и не нашел человека, которому можно было бы доверить управление Черепашьим островом, чтобы тот процветал в его отсутствие. Разумеется, трудно представить, что кто-нибудь другой, кроме Юстаса, был бы готов (и способен физически) работать днями и ночами. Кое-кто из его учеников прекрасно ладил с людьми, другие умели обращаться с живностью, у третьих хорошо получалось заниматься ручным трудом, четвертые обладали деловой смекалкой. Но никто не умел делать то, что умеет Юстас; никто не умел делать всё. Никто не хотел целый день строить амбар, а потом всю ночь обзванивать партнеров и заполнять документы на землю.

Юстасу нужен был клон.

Но вместо того, чтобы себя клонировать, он нанял руководителя проектом – одаренного юного натуралиста, который должен был взять на себя управление лагерем и вести обучающие программы, в то время как Юстас сосредоточился бы только на обучении последователей. Юстас верил, что именно такой интенсивный курс даст больше всего плодов. Он давно уже начал сомневаться в том, что обучение групп случайных детей, сменяющих одна другую, способно что-то изменить в американском обществе.

«Я сижу под ореховым деревом на скошенной траве нашей стоянки, – писал он в дневнике во время одного из таких кризисов сознания, вскоре после открытия Черепашьего острова. – А должен готовить ужин для малолетних преступников из группы трудной молодежи. Но я видеть их не хочу. Пусть мучаются и умрут – вот отношение, которое у меня выработалось из-за их недисциплинированности и отсутствия уважения. Чувствую себя слабым… не знаю уже, хочется ли мне сделать это место таким, как я мечтал. Я знаю, что мог бы это сделать. Мог бы – но нужно ли мне это?»

И он решил оставить лагерь и программы дневного обучения, поручив их кому-нибудь еще, чтобы самому сосредоточиться на взрослых учениках. Ему хотелось направить всю энергию и силы на доверительные, длительные отношения со своими непосредственными последователями, которых он будет обучать один на один. Потом, вооруженные новыми навыками, они вышли бы в мир и стали учить других, а у тех появились бы свои ученики, и так в конце концов мир изменился бы – медленнее, чем Юстас мечтал в двадцать лет, но всё равно изменился.

Юстас был почти уверен, что так и будет.

Жила-была девушка. Она была хиппи, и звали ее Элис. Девушка любила природу больше всего на свете и хотела жить в лесу и самой полностью обеспечивать себя всем необходимым. Ее сестра, знакомая с Юстасом Конвеем, сказала: «Элис, вот человек, который тебе нужен». Элис связалась с Юстасом и сказала, что тоже хочет жить в близости с природой, как он. Однажды она приехала на Черепаший остров, и Юстас провел для нее экскурсию, вручил Элис брошюры и попросил подумать, не хочет ли она стать его ученицей. Элис бросила лишь один взгляд на журчащие ручьи, качающиеся деревья, животных, щиплющих траву на лугу, и внушающую умиротворение вывеску над воротами («Нет рубашек, нет обуви, нет проблем!»), и ей показалось, что она в раю.

Вскоре Элис послала Юстасу письмо; она писала: «Мои инстинкты говорят ДА! Из того немногого, что я видела и читала, я могу сделать вывод, что Черепаший остров обладает особенностями, которые находят прямой отклик в моем сердце. Он как мечта, ставшая реальностью. Я также благодарна вам за приглашение; для меня большая честь жить, учиться, работать и отдыхать бок о бок с вами на вашей земле. Помню, в детстве я смотрела сериал „Маленький домик в прериях“ и мечтала, что в один прекрасный день буду жить так, а не наблюдать за этой жизнью со стороны. Посвящение семье, живущей в гармонии с природой. Ах… сладкая жизнь».

Но, прожив на Черепашьем острове семь месяцев, Элис написала Юстасу другое письмо:

«Когда я впервые приехала сюда, я попросила всего один выходной день. Вы ответили, что я его не заслужила. Но Дженни тут всего две недели, а ей уже дали выходной. Вы показали ей, как свежевать оленя, в то время как мне пришлось надрываться, чтобы вы хотя бы меня заметили. Вы заставляете меня из кожи вон лезть и чувствовать себя при этом бесполезной. Мне кажется, вы меня не цените, я вам не нужна. Вы говорите, что чем больше узнаете обо мне, тем больше разочаровываетесь, а ведь я работаю по десять – двенадцать часов в день. Возможно, мне здесь не место».

После этого письма Элис уехала. Ее уволили. Выбросили за ненадобностью.

В чем же была проблема? Что случилось за эти семь месяцев, так что «сладкая жизнь» превратилась в «мне здесь не место»?

По словам Юстаса, проблема заключалась в том, что Элис была хиппи, мечтательницей и бездельницей. Раньше она употребляла наркотики, и, возможно, поэтому ее мозг работал так вяло; она была рассеянной и никак не могла научиться всё делать правильно. Работала она медленно, непродуктивно. Никак не могла освоить самые простые фермерские навыки, сколько бы раз ей ни показывали, как делать работу правильно. А еще Элис отнимала у Юстаса слишком много эмоциональной энергии – вечно торчала в его офисе, болтала о природе и о своих чувствах, снах, которые видела вчера, или стихотворении, которое только что написала.

Юстас боялся, что Элис ненароком может убить кого-нибудь или себя. Она совершенно не помнила об осторожности – к примеру, регулярно оставляла на подоконнике деревянных хижин горящие свечи. Несколько раз она, замечтавшись, чуть не получала по голове упавшим деревом, забредая в то место, где Юстас расчищал участок под пастбище. А один раз – и это стало последней каплей – Элис, помогавшая Юстасу, когда тот садился в телегу, чтобы объездить молодую лошадь, отвязала животное прежде, чем он взял поводья. Молодая норовистая лошадь понесла, а Юстас беспомощно сидел в телеге, не имея возможности контролировать животное. Лошадь неслась через лес, а Юстас молился за свою жизнь и пытался найти куст попышнее, на который можно было бы спрыгнуть. Наконец он выпрыгнул головой в кусты на скорости двадцать пять миль в час, упал лицом в грязь и сильно ушибся. Лошадь врезалась в кузницу, поломала телегу и стену и покалечилась сама.

«Я несколько месяцев ремонтировал эту телегу – менно-нитский антиквариат, – вспоминает Юстас. – Это обошлось мне в две тысячи долларов. Но на самом деле и десяти бы не хватило, чтобы компенсировать психологическую травму, которую получила лошадь, попав в такую серьезную передрягу в столь молодом возрасте. Мне понадобился почти год, чтобы та лошадь снова смогла спокойно встать в упряжку. И всё из-за небрежности Элис».

Через две недели Элис опять совершила ту же ошибку. Тогда Юстас и приказал ей убираться. Она была слишком бестолковой и опасной, чтобы держать ее при себе, и вечно витала в своем выдуманном мире «Маленького домика в прериях».