Скорее всего, это из-за потока воздуха. Поезд въехал на станцию, воздушные потоки изменились, — и зарин сюда донесло. Вот только откуда он взялся?

Я не уверен, но, по-моему, зарин впитался в обшивку поезда, пока тот стоял на платформе Хибия. В 8:13 на станции Камиятё пострадал поезд, отправившийся с Нака-Мэгуро. Он ехал до Касумигасэки. Если это так, то в первом вагоне на полу был пролит зарин. Когда поезд прибыл на Касумигасэки, в первом вагоне уже никого не было, лишь оставались отдельные пассажиры в остальных.

Я помню, что оставалась лишь оболочка поезда. Хотя, возможно, несколько человек и сидело. Я ждал поезд на платформе линии Хибия вот здесь (показывает на схеме). Если смотреть со стороны поезда с Нака-Мэгуро, как раз около первого вагона, то есть того, где был распылен зарин.

Пока вы ждали поезд, подошел состав с другой стороны. Двери были раскрыты, внутри этого поезда протек зарин, вот им-то и надышались. Сначала было все нормально, но пока вы шли, начали проявляться симптомы. Думаю, это наиболее подходящее объяснение.

Если это так, то мне не повезло. Ждал именно в том месте. Но запаха никакого не чувствовал.

Пока я ехал в поезде линии Тиёда, ничего странного не замечал. Лишь обратил внимание на двух женщин, сидевших на скамейке станции Коккай-Гидзидо, уткнувшись лицом в колени. Рядом с ними хлопотал работник станции. Тогда я подумал: может, у них малокровие. У женщин это часто бывает. Но две вместе — или редкое совпадение, или что-то не то. Мне эти женщины показались странными, а больше ничего особого.

Выйдя на станции Ногидзака на поверхность, я отметил, что все вокруг темное. Подумал: что-то сегодня облачно, поднял взгляд на небо — ни единого облачка. Во тут-то мне показалось странным. Но кроме темноты в глазах никаких других симптомов. На походке не сказалось. Лишь на мгновение я почувствовал дискомфорт, но старался на нем не зацикливаться.

Когда пришел в офис, там был включен телевизор, показывали какую-то панику. Сновали многочисленные машины «скорой помощи». В офисе было несколько темнее обычного, но в тот момент своей причастности к инциденту я еще не осознавал. Состояние у меня было вполне удовлетворительное.

В тот день на 9:30 был назначен утренний рапорт. Присутствовал и я. Перед началом рапорта начальник отдела сказал, что самолично видел пакет с зарином. Видимо, повлияло на глаза, потому что все как-то потемнело. Я говорю: у меня тоже темно. Он: выходит, тебя задело? Вот как! Но в тот момент я еще не понимал всю важность случившегося. Я знал об инциденте в Мацумото. Но чтобы попасться самому…

После обеда я поехал в Центральный госпиталь сил самообороны в Сэтагая. Госпитализировали меня всего на сутки. На следующий день выписался, но перед глазами по-прежнему темно, и сужение зрачков длилось около месяца. Все это время я был вынужден носить темные очки. Не знаю, из-за этого или нет, но после у меня быстро испортилось зрение, и я стал носить очки от дальнозоркости.

К слову, вспомнил вот еще что. За неделю до инцидента с зарином на входе в станцию Сакурадамон, в переходе между платформами Маруноути и Хибия, обнаружили подозрительный портфель, чему я стал свидетелем. Коридор перекрыли, пожарные держали шланги, полицейские и работники станции их разматывали. Видел я и сам портфель. Произошло это в районе восьми утра.

Но тогда я особого значения не придал. Уже потом подумал: если бы в портфеле оказалась бомба, и она бы взорвалась, нас бы уже не было в живых. Поливай не поливай бомбу, от взрыва не избавишь. Хоть тогда и говорили, что опасно и необходимо отойти подальше, зеваки этому не очень верили. Если нет страха, можно прозевать что угодно.

Систем быстрой и эффективной реакции на такие происшествия в Японии не существует.

Нобуо Янагисава (дицинского факультета университета Синсю, 1935 г. р.)

Как уже говорилось в предисловии, все собранные в этой книге свидетельства были получены в ходе бесед автора книги с откликнувшимися на просьбу об интервью. И лишь только профессора Янагисава автор не смог посетить лично, поэтому выслушать его в город Мацумото префектуры Нагано поехал Хидэми Такахаси.

Изначально мы собирались лишь расспросить профессора об обстоятельствах того дня и не предусматриваю запись интервью, но сказанное им оказалось настолько интересным и ценным, что мы решили вставить его рассказ отдельным интервью. Рассказ декана медицинского факультета университета Синсю длился около часа. Обрабатывал текст автор.

На день зариновой атаки в токийском метро 20 марта пришелся выпускной в нашем университете. Я тогда работал директором больницы, и должен был присутствовать на церемонии, для чего оделся соответственно. Также на этот день планировалось совещание по вступительным экзаменам, и больше я не планировал абсолютно ничего. Вот уж действительно — не было бы счастья, да несчастье помогло.

И еще я отвечал за доклад по инциденту с зарином в Мацумото, который планировали издать на бумаге именно 20 марта. Бывает же такое!

В то утро моему секретарю позвонил корреспондент газеты «Синею Майнити» и сообщил о странном инциденте в Токио, очень сильно походившем на случившееся в Мацумото. Сообщили мне об этом где-то в девять. На всякий случай включаю телевизор — а там все пострадавшие жалуются на острое отравление органическим фосфором. Конкретно: глаза болят, слезы текут, видно плохо, сопли из носа, тошнота… Но этих симптомов мало для диагноза отравления зарином. Бывает, аналогичные симптомы вызывают и отравления другими ядами.

Но случайно показали, как один из пострадавших жаловался на сужение зрачков. Мол, посмотрелся в зеркало и увидел, что зрачки сильно сузились. Вот теперь, сложив все симптомы, можно было говорить об отравлении органическим фосфором, именуемом на языке специалистов — «действие мускарина»[73]. Причем, судя по масштабам причиненного в метро ущерба, это, по-видимому, газ. А раз так, то это химическое оружие на основе органического фосфора — не что иное, как зарин, зоман, табун[74].

Насколько можно было судить по телевизионным новостям, пострадавших было очень много. Уже на тот момент только в больницу Сэйрока увезли около тысячи человек. Вот я и подумал: привези мне внезапно столько людей, не знающих, что с ними произошло, — наверняка бы растерялся. Или, еще хуже, впал бы в панику.