— Ну, видели же, — ответила Лорквиталь. — Мы еще живы и, если ветер не переменился, еще поживем.

Перед кораблем повсюду мелькали плавучие острова, десятки тысяч зеленых точек рассыпались по необъятной равнине реки. Края облака, горой нависшего над дальним берегом, вспыхнули, поймав первый рассветный луч. Его воздушные башни засверкали пурпуром и золотом.

Элифас облокотился на парапет рядом с Йамой, а тот всматривался в светлеющий горизонт, пытаясь различить в свете восходящего солнца дым родного города на фоне бесконечной береговой линии. Старик прочистил глотку, сплюнул в пенные воды, журчащие вокруг корабельного корпуса, и произнес:

— Тебе следует отдохнуть, брат. Мой незначительный опыт приключений утверждает, что, если впереди ждут испытания, сон — весьма ценная валюта.

— Почему они это сделали, Элифас?

Серебристые глаза Элифаса сверкнули отраженным светом, черная кожа блестела, будто натертая маслом, в плотных завитках белых волос играли искры зари. Он сказал:

— Потому что они хотели заманить тебя в ловушку и не могли придумать другого. Потому что спутали долг и собственные низкие мотивы. Потому что служат Хранителям только на словах. Потому что готовы растоптать весь мир, чтобы его спасти.

— И никто не встал у них на пути, пока я не начал действовать…

— Те, кто пытается противостоять Департаменту Туземных Проблем, подвергаются уничтожению или оказываются поглощены. И те, кто не пытается, тоже, но постепенно. Туземные Проблемы выросли на войне как на дрожжах, и она же — причина и повод их существования. Если они смогут справиться с мятежом и выиграть войну, то найдут другого врага, даже в своих собственных недрах.

Йама вспомнил рассказ старосты из деревни землепашцев о древнем Департаменте, который назывался Глава Всех Людей. Он поглотил все остальные департаменты и наконец ему не с кем стало воевать, кроме себя самого. Йама подумал, что Хранители не могли сотворить мир, где в бесконечных бессмысленных циклах будут повторяться одни и те же события. Похоже на книгу, которую снова и снова читает глупец, не умея постичь ее смысл.

— Они хотят, чтобы я покорился их воле, — сказал он. — Поэтому я не могу смотреть на них иначе чем на врагов.

— Брат, ты должен воспользоваться против них своим даром, — посоветовал Элифас. — Машина, которую ты разрушил, — это ерунда. И то, что ты сделал, чтобы освободить нас, — тоже ничто. Ты способен на гораздо большее. Ты не должен позволить себя поработить, только чтобы сберечь свою совесть.

— Ты боишься, Элифас?

— Конечно, боюсь. Но если мы выживем, впереди нас ждут великие открытия.

— Я не уверен, буду ли чувствовать себя свободным, если воспользуюсь своим… даром, сам не понимая, как действую и зачем он мне дан. Мне случалось совершать много дурного, хотя я вовсе этого не хотел. Я боюсь, что снова могу причинить зло.

Капитан Лорквиталь стояла на корме у поручней и смотрела в бинокль вверх по течению, потом подошла к Йаме и Элифасу и сказала:

— Пакетбот все еще нас преследует, но мы оторвались по крайней мере на пару лиг, и пока ветер не переменится, уйдем еще. Но крейсер тоже будет нас преследовать, а он нам по крайней мере не уступает. Насколько упорно они будут за тобой гнаться, Йама?

— Они не остановятся.

— Я так и думала. Я разбужу дочь, и мы решим, что делать. Но одно я знаю точно: мы не сможем вечно от них убегать.

— Может быть, спрячемся? Или придумаем, как напасть самим?

Капитан Лорквиталь задумчиво посмотрела на Йаму.

— Если дойдет до драки, как ты будешь действовать?

— Я и сам не знаю, но надеюсь, что сумею спасти корабль и людей.

Казалось, ответ ее удовлетворил, но когда она ушла будить дочь, Элифас сказал:

— Я надеюсь, ты отбросишь свои сомнения, брат. Ты никогда не найдешь свою расу, если прежде не расправишься с врагами.

Йама подумал, что Элифас не прав. Если ему придется защищаться от врагов, он станет не лучше их. Тем не менее какая-то часть его разума ликовала при мысли о битве — то прожорливое чудовище на самом дне его души, в которое, как он считал, вдохнула жизнь женщина из оракула. Ему не нужны аргументы, а только принуждение, не любовь, а насилие. Похотливое чудовище с непомерным аппетитом, которое само не умрет, скорее мир рухнет! Он должен за ним следить; но тут Йаме пришла в голову мысль: а что, если Дирив погибла, если погиб или обесчещен его отец — а это для него смерть заживо, сможет ли он тогда придерживаться своего решения?

Свободные члены команды быстро поедали кашу из маниоки, а повар вместе с рыбаками оттирал содой и пемзой сажу на белых досках палубы. Йама поел без аппетита. Он очень устал, но чувствовал, что уснуть не сможет, тогда Пандарас принес ему ружье и посоветовал потренироваться в стрельбе. Целый час Йама посылал пули в плывущие по воде щепки, потом под руководством Таморы разбирал и собирал ружье. От бессонницы пальцы двигались вяло и неуклюже. Наконец Пандарас заставил его прилечь, и он тут же уснул, а когда проснулся, солнце уже стояло в зените.

Пандарас принес ломоть черного хлеба и миску приправленной куркумой чечевицы, в которой попадались пестрые кусочки рыбы. Мальчишка присел на корточки перед хозяином и с трогательной заботой следил, как тот ест. Полные ветра грот и стаксели четко вырисовывались на фоне синего неба. По левому борту тянулась неровная зеленая полоса — лес водяных смоковниц.

Йама спросил:

— Где мы?

— Мы уже в виду крейсера, господин. Капитан говорит, через день он нас догонит. Это очень большой корабль, у него сильнее моторы и паруса они тоже натянули.

Йама корочкой выскреб из деревянной миски остатки чечевицы и сказал Пандарасу:

— Я не могу одним только пожеланием нас спасти.

— Никто этого и не ждет, господин. Мы хотим уйти в лес. Капитан говорит, что, может быть, нам удастся там спрятаться. Пока ты спал, они обсуждали это с Агиляр. Тамора довольна. Она хочет устроить засаду. Ей не терпится подраться.

— Мне жаль, Пандарас, что я втянул тебя в такие опасные приключения.

Пандарас встал в позу и заявил:

— Господин, я был прислугой в трактире, когда встретил тебя. Теперь я оруженосец у героя.

Йама понимал, что не такое это простое дело, как многие думают, бросить привычную жизнь и посвятить ее другому человеку. Он увидел в глазах Пандараса искреннюю любовь и улыбнулся.

— У глупого героя, если вообще у героя.

— Ну, если так, то я тоже глупец, что иду за тобой, господин. Думаю, что я — как раз не дурак. А теперь дай мне свою тунику, я ее постираю. Вот твоя вторая рубашка. Она чистая и выглаженная. Надо держать марку. Даже в таких обстоятельствах.

Тысячи смоковниц пустили корни на длинной узкой отмели по внутреннему краю стремнины, где летел «Соболь». Настоящий плавучий лес, протянувшийся на несколько лиг вниз по течению. Теперь, когда почти наступило лето, лес начинал трогаться. Отдельные смоковницы уже дрейфовали по самому краю мелководья, выписывая неторопливые круги на воде. Течение уносило целые флотилии семян с торчащим, как парус, единственным листиком.