Познакомиться с большой общиной русских людей Ваня, в общем, не отказался бы, но гораздо важнее был поход на север. К кораблю. От того, как литовец выполнил своё задание, и выполнил ли его вообще, зависело очень многое. Два десятка добровольных строителей не простили бы ему такого «кидалова».

Снова проблемы, снова заботы. Казалось — только всё разгрёб, и на тебе! Нанась! Опять двадцать пять за рыбу деньги!

Ваня тяжело вздохнул и пригорюнился. Роль феодала оказалась очень нелёгким делом.

«Кстати о деньгах, что у нас там?»

— Маша? Ты можешь подойти?

Главный бухгалтер и казначей Мария Сергеевна была немного озадачена. Идея мужа, казавшаяся… утопически-благодушным мечтанием, неожиданно для всех оказалась очень востребованной! Люди с удовольствием продавали им за самодельные монетки излишки продуктов питания для кормёжки новосёлов и строителей, а женатые мужики, поторговавшись для виду, запросто согласились поработать за полторы копейки в день плюс кормёжка. Более того, на общем собрании в Бахчисарае все дружно поддержали предупреждение Вани насчёт фальшивых монет. Денег людям, как оказалось, очень не хватало. Всех достало считать в тушках кур или в вязанках дров. За месяц госзакупок «в народ» ушло восемь сотен копеек. За которые её семья получила вполне реальные две тонны картофеля и полсотни корзин прочих овощей. Не говоря уже о больших заказах на мебель и строительные работы.

Случались, правда, и инциденты. В Бахчисарае произошло несколько драк, когда контрагенты не сошлись в цене, но никто, никто не ставил под сомнение саму МОНЕТУ. Со временем примерные цены на основные товары устаканились, и дело пошло.

Признаться, Иван и сам не ожидал такого эффекта от введения денег. Расчёт был на постепенный ввод в оборот медной мелочи, потом мелкого серебра, а уж потом-потом… А тут вчера ему доложили, что Олег, недолго думая, подрядил бригаду шабашников, и те за три серебряные монетки (а это, как-никак, триста медяков) согласились построить ему ещё один дом по соседству со старым!

Семь домов вдоль набережной росли, как грибы, не по дням, а по часам.

«Такими темпами мы их не то что до зимы, а к осени под ключ закончим».

Сразу появлялась проблема мебели и прочего домашнего барахла.

«Ё! Пусть у них самих голова об этом болит!»

Два десятка «женихов» строительством не занимались. Они возили и возили стройматериалы из развалин старого города, натаскав за это время каменных блоков, минимум, в два раза больше, чем требовалось. Энтузиазм мужчин был понятен — Хозяин пообещал им будущее.

Иван с удовольствием посмотрел на подошедшую супругу.

«Ах, какая женщина!»

— Завтра уйду на север. Ты справишься без меня? Этих архаровцев в узде держать…

Мария улыбнулась.

— Мне помогут. Но… Вызови сюда Андрея. Ладно?

Весь последний месяц Аудрюс упорно запрещал себе вспоминать об обещании Ивана забрать его на юг. Старпом уже не верил в то, что за ним придут, и постарался выкинуть все мысли об этом из головы.

«Буду устраиваться здесь».

«Здесь» было хреново. После падения режима Доброго вся налаженная система распределения работ, пайков и норма выдачи воды рухнула. И даже при том, что после резни и бегства русских в округе осталось меньше двухсот человек, еды и воды на душу населения выходило МЕНЬШЕ, чем при бандитах.

Половина огородов с этим говённым «силосом» без полива и ухода просто высохла. Витаминов не хватало, люди жили только за счёт рыбалки и сбора моллюсков. Охота в этих бедных, засушливых местах была очень скудной. Американцы и арабы устроили две экспедиции по берегу в разных направлениях. Янки вернулись через две недели, едва волоча от усталости ноги. Арабы продержались в пустыне дольше. Ополовиненная экспедиция вернулась только через месяц и сообщила, что на восток, вдоль берега вообще ничего нет. Только песок, глина и пыль.

«А хорошо, что я блокнотик тот прикопал».

Литовец проверил удочки и пошагал в сторону моря.

Безумству храбрых поём мы славу!

М. Горький

— А скажи мне, мил-человек…

Когда эти слова, произнесённые за его спиной на русском языке, дошли до сознания рыбака, он решил, что просто перегрелся на солнышке.

— …рыбка ловится? Или так, в своё удовольствие посидеть решил?

Старпом обернулся. В пяти шагах позади него, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, стоял Иван. Из глаз Аудрюса сами собой градом хлынули слёзы.

— Переводи ему. — Маляренко оглядел делегацию, прибывшую к нему на переговоры на пляж. Два американца, араб, индус и мелкое чмо непонятного происхождения. — Сюда — ни шагу. Этот пляж — мой. Сунетесь — убьём!

Франц и Игорь, сидя на палубе «Беды», продемонстрировали свои автоматы. Янки с уважением кивнули, а мелкое чмо требовательно протянуло руку и что-то заверещало.

«Тьфу ты! Король, блин, Джулиан».

Араб, не торопясь, развернулся и отвесил карлику тяжеленного пинка, тот заткнулся и порысил обратно в посёлок.

— Он говорит, они согласны. Корзина картофеля за женщину из списка сейчас и обещание вывезти их отсюда позже — это справедливо.

Араб говорил тихо и очень вежливо, а вот американцам такой договор совершенно не понравился. И если бы не автоматы (в которых, кстати, не было ни одного патрона) и Ванин пистолет (одна полная обойма), то, судя по их лицам, уже сейчас бы вовсю шёл штурм лодки.

«А вот хрен вам!»

— Сейчас мы уйдём в море. Далеко. Утром вернёмся сюда. На пляже должен быть Аудрюс и с ним двадцать женщин. Ну, или те, кого он сможет нынче вечером уговорить.

«Хотя бы десяток, для начала».

В то, что вот так, очертя голову, женщины рванут в неизвестность, Иван не верил.

— Давай, парень, я на тебя надеюсь.

Литовец молча пожал Ивану руку и, взвалив на плечо «пробник» — тяжёлую корзину с картошкой, луком и кабачками, потопал в посёлок.

«Надеюсь, мы с тобой всё-таки ещё свидимся».

— Иван, ты верить им? — С Франца можно было лепить скульптуру «Сомнение».

Маляренко показал половинку ногтя мизинца.

— Ни на вот столько не верю.

Лукин согласно кивнул.

— Байдарка-то моя, двухместная, где-то там, — он ткнул пятернёй в сторону берега, — и вернёмся ли мы за ними потом — они не знают.

— Ja. Я, как они, делать риск.

«Угу, я бы тоже на их месте рискнул. Эта лодка — единственный шанс на выживание, если всё то, что Аудрюс рассказал, — правда».