не согласная. И не проси! У меня хоть и костяная нога, а тока разок пну куда надо, дак почитай всё хозяйство в яичницу-болтунью – и к гадалке не ходи!

– Точно нет?

– Точно. – Я встал впереди бабки, закрывая её спиной.

Леший поднял к ночным светилам взгляд, полный разочарования и печали, потом подумал, решительно махнул рукой и предложил:

– А давайте друг дружке загадки загадывать? Коли победите, так я помогу вам. Ну а коли нет, так и суда нет!

– Ах ты, пень трухлявый, да неужто есть на белом свете такие загадки, чтоб я, старая, и не знала?

– Верно молвишь, – призадумался старик. – Тогда в другую игру сыграем. Карты цыганские по столу веером разбросим, хоть в дурака, хоть в покер, а уж кто три раза подряд выиграет, тому и поцелуйчики с губ упоительных… Эй, кочергу не тронь!

– Бабуля, не верьте ему. – Я отдёрнул руку и прокашлялся, делая вид, что и не собирался ничего хватать, а так просто потягивался. – Он шулер, у него и карты краплёные, и в колоде шесть тузов, и все ходы записаны. К тому же азартные игры запрещены сотрудникам отделения.

– Шахматы? Шашки? Нарды? Камень-ножницы-бумага? В чё играть-то будем, сыскной воевода?

– А-а-а давайте анекдоты рассказывать? Кто первый засмеётся, тот и проиграл.

– Темнишь, участковый, – подозрительно прищурился седой леший. – Ить ты ж не наш, не с нашего времени, поди, тебе и анекдоты не смешны будут.

– Возможно. Но тогда и вы не станете смеяться над моими, они для вас тоже могут быть несмешными.

– Белку в глаз бьёшь, Никитушка! – подзадорила Яга, хоть я уже сто раз просил её не говорить обо мне такого.

Лесной дед подумал, почесал репу, прикинул собственные возможности и крякнул:

– По рукам! А только, чур, я первый рассказываю.

– Без вопросов. Начинайте.

– Пошли мужики в кабак. Посидели, попили, поели и меж собою говорят: «Чегой-то дорого мы заплатили». А один отвечает: «Я хоть и дорого, да недаром». – «Как так?» – «А вот так, вы что ж, не заметили, как хозяин отвернётся, я сразу горсть соли из солонки ухвачу да и в рот!»

Моя домохозяйка прыснула со смеху буквально через секунду. Я же потёр переносицу.

– А в чём смысл?

– Ну как, он же соль ел!

– И что? Соль не едят?

– Так горстями же!

– Ну и?

– Не смешно, что ль?

– Честно говоря, ни капельки. – Я мысленно прикинул, что может быть хоть как-то адекватно для восприятия народного юмора уровня времён царя Гороха, понял, что разум буксует, и выдал первое, что пришло в голову: – Милиционер пишет протокол на «ночную бабочку»: «Как же так, гражданка Фролова? У вас отец доктор наук, мама – профессор филологии. Каким образом вы-то умудрились стать валютной проституткой?» – «Не поверишь, начальник, просто повезло!»

Не засмеялся никто. Баба-яга и леший тоскливо переглянулись. Потом старик спросил:

– А «ночная бабочка» – энто кто?

– Ну, по-вашему, гулящая девка с Лялиной улицы.

– А проститутка валютная тады кто?

– По факту та же самая гулящая девка, но работающая с иностранцами.

– Ясно, ясно, уразумел. А ты мне точный адрес энтой Фроловой подскажешь?

– Да нет никакой Фроловой, это просто анекдот!

– Скрываешь, стало быть…

Я махнул рукой, и леший принял эстафету:

– Сидит кузнец в кабаке, выпил штоф водки – и трезвый! Выпил стакан – и трезвый! Выпил маленькую рюмочку, тут его и развезло. Ползёт домой, думает: «Чего ж я сразу ту рюмочку не выпил?»

– Где смеяться? – спросил я, глядя на валяющуюся от хохота бабку.

Старик возмущённо всплеснул руками:

– Где смеяться? Да везде же! Вот кузнец-то пил, пил, а не пьян, но стопочку принял и в стельку! Но думает, будто бы его враз с одной стопки вот так ушатало. Дурак он! Разве это не смешно?

– Все пьяные дураки. Мы их в вытрезвитель отправляем, а не на шоу Петросяна.

– Что за зверь такой армянский?! – хором удивились и леший и Баба-яга. – Поди, пьёт, лезгинку пляшет да кинжалом машет?

– Мм… отложим объяснения, это долгая тема. Теперь моя очередь и снова про участкового в деревне. Итак. «Потапыч, прекрати гнать самогон!» – «Гоню и гнать буду!» – «Да тебя ж посадят». – «Так мой сын гнать будет». – «И его посадят!» – «Тогда внук гнать будет». – «И внука посадят!» – «А тогда уже и я выйду!»

Бабка охнула, хватаясь за сердце. Леший, не сдержавшись, тоже пустил скупую слезу. Смеха не было. Зато имела место быть жалость, печаль и вечное русское сострадание к бедному, притесняемому законом частнику – производителю алкогольной продукции. В общем, как вы понимаете, у меня просто руки опустились, но отступать было некуда, позади Яга…

Таким образом мы просидели, травя никому не смешные анекдоты, почти до утра. Когда же верхушки сосен окрасились розовым, а моя домохозяйка уже часа три клевала носом, болтливый леший наконец-то сдался…

– Ох и утомил ты старика, сыскной воевода. И сам доброй шутки не понимаешь, и меня грустью-печалью загрузил сверх всякой меры. Шёл бы ты теперича отсель, куды тебе велено. А я не поленюсь, наикратчайшей дорогой тебя отправлю. Но уж и ты для меня сотвори божескую милость, коли на обратном пути мимо с кочергой проходить будешь, так мимо и проходи!

Меньше чем через пять минут наша избушка бодрой рысью неслась по внезапно открывшейся в лесу широкой просеке. Кажется, я уснул прямо за столом, а зевающая Баба-яга бесцеремонно выгнала дьяка с печки, заняв его нагретое место. Управление избушкой на курьих ножках полностью перешло под надёжную Митькину руку, тот распевал безумно знакомое…

Из Новгородской гавани,

Всегда по четвергам,

Ладьи уходят в плаванье

К далёким берегам.

Плывут они в Нигерию, в Перу или в Либерию,

И я хочу в Нигерию, я точно буду там…

Никогда вы не найдёте,

В наших муромских лесах

Плосконосых папуасов

С кучей перьев в волосах!

А в солнечной Нигерии,

В Нигерии моей,

Прямо столпотворение

Невиданных людей!

И я хочу в Нигерию, в Нигерию, в Нигерию,

И я хочу в Нигерию, я точно буду в ней…

Под эту чудесную мелодию лично я спал без снов. Ход избы был довольно плавным, хоть и без рессор, но не как у «мерседеса», когда вас даже на ровном шоссе укачивает. Тут всё иначе: и воздух свежий, и спится как дома, и аромат хлебный, и тишина какая-то особенная, вроде как и не мёртвая, наоборот, куча звуков в ней шевелится, но ведь спать-то как раз не мешает, куда там! Сон нежный, как в детском саду, когда кто-то ворочается, кто-то болтает, кого-то воспитательница уговаривает, то есть хоть и