повиновался, отпуская себя и ускоряя темп. Его толчки пробивали ее до дрожи, заставляя тело звенеть и пульсировать. Гибкий язык хозяйничал у нее во рту, пока жесткий член пробивал себе дорогу ниже.

Виктор всецело завладел ее податливым телом, и громкие гортанные вскрики подтверждали его право обладания. Он управлял ею, подстраивая под себя и растворяя в ощущении невесомости.

Ее первый мужчина, подаривший ей блаженство.

Доведя ее до изнеможения, он со стоном вышел из нее и излился в руку, крепко сжимающую пульсирующий член.

— Все в порядке, я успел, — прошептал он, отдуваясь, и устранил следы невербальной магией.

— Виктор, — жалобно простонала она, извиваясь под ним: между ее ног пылало пламя.

— Да-да, сейчас… — он накрыл ее лобок ладонью, активно стимулируя клитор, водя пальцем по часовой стрелке, — давай, Гермина.

Она захныкала, сжимаясь и выгибаясь, приподнялась навстречу его касаниям, оперевшись на носочки, и задрожала. Ноги тряслись от напряжения, а руки судорожно вцепились в его предплечье.

Он улыбнулся ее реакции, сильнее сдавливая клитор, и она взорвалась изнутри, пульсируя и выкрикивая его имя.

Крам погладил ее дрожащий живот, успокаивая, и лег с ней рядом. Тишина показалась такой уютной и правильной. Грейнджер повернулась к нему боком и обняла за плечи, закинув на него ногу, будто обозначая свою территорию.

— Спасибо, — сказала она сорванным сиплым голосом, — ты был великолепен.

— Я старался не причинить тебе боли…

— Все получилось, — она чмокнула его в лоб и расслабленно легла на плечо, — лучше и быть не могло, — он притянул ее к себе, сияя улыбкой.

Спустя несколько минут Гермиона уснула у него на груди, и Виктор, до нее не знавший истинной любви, почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

* * *

Солнце слепило глаза, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, под которыми они нашли тайное пристанище. Он прижимал ее к себе, пытливо всматриваясь в любимые карие глаза и пытаясь запечатлеть этот момент навечно.

— Ты не передумала, Гермина? — с грустью спросил Крам, он выглядел осунувшимся и уставшим.

— Нет, ты же понимаешь… — она потупила взгляд, боясь расплакаться, когда должна быть сильной, — после всего, что случилось на турнире, я не могу поехать с тобой…

— Я понимаю тебя, — он обнял ее, вжимая в себя и вдыхая пряный аромат пышных волос. — Тогда я останусь…

— Нет, — запротестовала она, — Виктор Крам, ты нужен своим родителям и своей родине… — не удержавшись, Гермиона всхлипнула и пустила слезу, — не вынуждай меня, а то ведь я могу тебя заколдовать.

— Нет, не посмеешь, — он улыбнулся сквозь слезы, — хотя я знаю, что ты способна на что угодно.

— Я буду писать тебе, обещаю, — заверила она его, вставая на носочки, чтобы покрыть его лицо поцелуями: в родные губы, в острые скулы и в высокий лоб.

Снова и снова, дабы запомнить его вкус.

— Я люблю тебя, — повторил он сдавленно уже в тысячный раз, — всегда буду тебя любить, слышишь?

— Я тоже тебя люблю, — слова сорвались с ее губ раньше, чем она осознала их. Ее первое признание.

— Гермина? — Виктор вопросительно раскрыл рот, не веря своим ушам.

— Я сказала это вслух? — захихикала она, стукнув его кулаком в грудь. — Ты все-таки добился своего…

— Ты моя, — он поднял ее на руки и понес в сторону Черного озера, — и я не отпущу тебя до самого отплытия.

— Я согласна, — заулыбалась она.

Что бы ни случилось в будущем, что бы ей ни предстояло пережить, сейчас она была счастлива и полна надежды и веры. Ее сердце пело от любви.