20 июня

Дивлюсь на себя: публичность ЭТОГО сейчас меня ничуть не смущает (что бы я сама ни говорила об эксплуатации). Более того, одна мысль о том, что третьи лица знают все (даже больше меня самой), действует возбуждающе. Все-таки я, наверное, очень порочная. Или чувство долга во мне так развилось — долга перед народом и государством? Или просто — все от любви? От любви, она причина всему. Задержался на час, а я хочу писать ему письма уже, как будто в самом деле в долгой разлуке. Хочу, очень хочу. Ты где, Володька? Ты с кем? Приходи скорее, приходи, я жду тебя, жду и хочу — тебя, любимый, — тебя — с твоим спецзаданием…

21 июня

Иногда мне кажется (сейчас, например…), что я живу не с любимым мужем, а с целым Отделом — с таким вот неусыпным и ненасытным существом, которое само ни на что не способно и которому вечно мало. Многоголовая гидра с оттопыренными ушами и вытаращенными глазами — вот мой любовник. Я не я, я не принадлежу себе, не слышу себя, я захвачена волной сумасшедшего восторга, а он, а оно, ощетинившись, протоколирует — протоколирует! — торопливо и возбужденно — стрекоча самописцами. И я знать не знаю об этом и знать не хочу. Все-таки я извращенка. Счастливая извращенка.

22 июня

Перечитала вчерашнее. Дура.

24 июня

Так и есть.

Был сегодня странный звонок. Ни здрасьте, ни извините, а сразу: «Это я куда попал?» — «А куда б вы хотели?» — «Домой». — «Увы, здесь вы не живете». — «Подождите, вы разве не Маша?» — «Абсолютно не Маша». — «А как вас зовут?» — И в это время отбой.

Если б он после ответа повесил, тогда бы логика была (хоть какая-то). Но это не он, а они. Они испугались, что я назову имя.

Вечером рассказала Володьке. Он сказал: 1) не кокетничай, 2) ничего страшного. Просто не надо говорить ни о политике, ни о сексе. Вот и все. О сексе — особенно. Свобода — осознанная необходимость. А телефон — бяка. Тем более что идет на повышение[19].

Ну мне-то никто не страшен, без меня они все котята.

А за него — да.

И еще вспомнила. Полгода назад покупала в ГУМе перчатки. Стою у прилавка, примеряю. Подходит из-за спины молодой человек и что-то советует. А потом о моих пальцах — вроде как не занималась ли я музыкой? Нет, не занималась. Иду на выход, он за мной, народу много… А что я вечером делаю? А почему я такая неразговорчивая? Вышла — и он рядом. Прошла немного, оглянулась — а его уже отводят под руки двое. Разумеется, в штатском. Еще немного прошла, остановилась, назад повернула. Их нет никого. Словно и не было.

25 июня

Ко вчерашнему возвращаясь. Парадокс. Меня встревожило, что кто-то на телефоне, и вместе с тем ничуть не смущает (по крайней мере теперь) открытость для третьих лиц самого моего интимного. Самого.

Очевидно, телефон — это общечеловеческое; когда третий на проводе — не понравится никому.

А в случае с ЭТИМ? В случае с ЭТИМ — исключительный случай. Только мое. Никакая бы женщина так не стала. И не смогла. Ибо: я, во-первых, порочная, порочная от природы (знаю точно теперь), и, во-вторых — растормошенная.

Черт! Как они меня растормошили! Мало, что не стесняюсь, но жду и хочу. Идиотка.

26 июня

Лаская, называет меня сумасшедшей (перед самой отключкой). Почему — не задумывалась никогда.

Вечером вышли на набережную. Прошел дождь, было славно, свежо, люблю[20]. Я спросила. Он произнес:

— Ты и есть сумасшедшая. (Поцелуй.)

Боюсь, это не шутка.

2 июля

Принимали меня на третьем этаже, в помещении парткома.

Подвели, открыли дверь, впустили — несколько человек за длинным столом.

Зачитывают мое заявление. Я молчу. Зачитывают рекомендации. Сам генерал, оказывается, рекомендовал (я и не знала). Молчу. Встает кто-то из отдела, говорит, что я «достойна во всех отношениях» и «в виду особых заслуг» следовало бы принять без кандидатского срока[21]. «Ну, есть Устав у нас, — отвечает председательствующий, — торопиться некуда. А давайте-ка я вам вопрос задам, Елена Викторовна». — И задает:

— Что такое демократический централизм?

Отвечаю:

— Это выборность снизу доверху и отчетность сверху донизу.

Все. Опять молчу. Они ждут.

— А еще?

Один — краснощекий такой — подсказывает[22]:

— Подчинение меньшинства…

— Большинству, — продолжаю.

Общий восторг.

Голосуют за.

Единогласно!

Меня все поздравляют.

4 июля

День независимости США.

Пишу американской шариковой ручкой, подарок генерала: колпачок — в звездочку, остальное — в полоску. Вся светится.

7 июля

Итак, я не должна путать страны. Лесото с Лаосом. Бурунди с Брунеем. Бахрейн с Барбадосом… Нет, это интересно — я могу подолгу рассматривать карты, изучать морские пути… Со столицами хуже, конечно… Какая-нибудь Доха (или Дóха? — атласы хоть и служебные, а ударений нет)… где-то в Катаре, который вот-вот получит долгожданную независимость…

С политиками еще хуже. Бен Али ат-Тани, катарский эмир. Еле запомнила. Не знаю, может, это шутка Володина, только он утверждает, будто я ему предрекла скорое свержение — бен Али ат-Тани этому[23]. Не знаю, не помню. Могла ли такое? Бен Али ат-Тани… Если так… ничего не поделаешь, бен Али ат-Тани, 560 миллионов — или сколько же там? — забыла! — тонн этой нефти.