Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разумеется! Как и у тебя, дорогуша. Кто мы без наших сообщников?
– И что же это за бумаги?
– Копии ваших личных дел из нашей старой школы. Мне их переслали по электронной почте. В отличие от вас со Стасом, у меня в Новом Ингершаме еще остались верные и весьма находчивые друзья. Проникнуть в учительскую им раз плюнуть!
– Пей, – хмуро сказала Алиса, пододвигая к ней кружку.
Даша взяла ее в руки и принюхалась к вареву.
– Оно, – удовлетворенно кивнула она. – Помню этот запах. Бабушка когда-то готовила… Ей тоже были подвластны зелья, как и тебе. Я, к сожалению, этой премудростью не овладела, зато у меня есть другие таланты. Поинтереснее ваших.
Она подула на горячий напиток, затем сделала большой глоток и зажмурилась.
Когда Киселева открыла глаза, в ее зрачках полыхнул зеленый огонь, но это длилось всего мгновение.
– Действует, – сказала Даша. – О, как же мне этого недоставало…
С этими словами она допила зелье и поставила кружку на стол. Затем мило помахала Алисе рукой и вышла из зала Зельеварения.
Алиса с бешено колотящимся сердцем проводила ее пристальным взглядом, а затем закрыла лицо руками. Они со Стасом потратили столько сил, чтобы сохранить в тайне свое прошлое, и вот теперь их тщательно выстроенная легенда трещала прямо на глазах. Киселева просто так не отвяжется, это не в правилах шантажистов. А если их со Стасом тайна будет раскрыта, Алиса отлично понимала, что обоим не жить.
Серафима Долмацкая была в отчаянии. Клим день и ночь стоял перед ее глазами, а в ушах звучали его жестокие, обидные слова. Почему он так к ней переменился? Неужели действительно считал, что ее отец причастен к убийству Ивана Поликутина? Но этого просто не могло быть! Еще совсем недавно Клим смотрел на нее такими влюбленными глазами, и она ощущала себя такой счастливой… Серафима больше не могла терпеть ужасную тяжесть на сердце. Ей необходимо было увидеть друга, выговориться, прояснить все.
Вот почему она примчалась в академию «Пандемониум». Основные занятия к этому времени уже закончились, ученики разбились на группы и занимались на отдельных факультативах. Зельеварители закрылись в своей лаборатории, Заклинатели отправились в библиотеку. Оракулы занимались в студии живописи, там им никто не мешал. Воины тренировались на стадионе, отрабатывая друг на друге удары деревянными палками под руководством сэнсэя Канто.
Клима Поликутина Серафима отыскала в огромной кузнице Оружейников, где те изготавливали самое разнообразное оружие. Размеры помещения впечатляли. В центре зала стояло несколько больших кузнечных печей, в которых полыхало жаркое пламя. Над печами виднелись массивные горны, от них к потолку уходили многочисленные трубы дымоходов. В зале было множество верстаков, железообрабатывающих станков, на стенах висели полки с инструментами.
Одна из стен кузницы была полностью отдана под арсенал. На стальных крючках были закреплены топоры с огромными лезвиями и небольшие метательные топорики, алебарды, томагавки и клинки самых необычных форм и размеров. Серафима увидела самое диковинное режущее и колющее оружие, о существовании которого даже не подозревала.
Когда она вошла в кузницу, Клим стоял к ней спиной и голыми руками мял на верстаке раскаленный брусок металла, придавая ему форму меча. На парне были черные спортивные штаны и брезентовый фартук прямо на голое тело.
Пробравшись между станками, Серафима подошла к нему вплотную. Клим заметил ее приближение и помрачнел, но не прервал своего занятия. Меч под его мускулистыми руками становился все длиннее. Даже незавершенный, он выглядел очень красивым и при этом смертельно опасным.
– Как ты здесь очутилась? – хмуро спросил Клим.
– И это вместо приветствия?
– Я не ждал тебя… И мне нужно закончить этот меч.
– Я больше так не могу! – выпалила Серафима. – Ты слишком резко переменил свое отношение ко мне, и я не понимаю почему.
От волнения у нее затряслись руки, а щеки покрылись румянцем.
– Я же сказал тебе по телефону, – устало произнес Клим. – Давай оставим все как есть. Я не могу видеть тебя, зная, что твой отец убил моего…
– Твоего отца убил Змееносец. Мы оба его видели.
– Но папа явно дал понять, что Платон Долмацкий как-то причастен к происходящему.
– Это неправда! – горячо воскликнула девушка. – У нас все шло так хорошо! Вспомни, мы даже хотели жить вместе, пока не случился этот ужас. И вдруг все внезапно оборвалось!
Клим попытался отстраниться, но девушка схватила его за руку.
– Все это было несерьезно, – пробормотал он, отводя глаза в сторону.
– Не лги! Мы строили планы на будущее!
– Я ошибался, Серафима. Не знал, что мне нужно… Но после всего, что произошло, нам лучше больше вообще не встречаться. Я не знаю, как к тебе относиться… А твой отец… Я его просто ненавижу! Да, сейчас я не могу выступить против него в открытую. Но я буду учиться, стану развивать свои способности… Когда-нибудь он мне за все ответит!
– Он ни в чем не виноват! – крикнула Серафима.
– Ты его выгораживаешь! Именно поэтому нам лучше не встречаться! Я не могу продолжать отношения, зная…
– Тогда скажи мне в лицо, что ты меня больше не любишь! – потребовала она, не дав ему договорить. – Ведь ты не сможешь этого сказать!
– Я тебя не люблю, – медленно проговорил Клим и вырвал у нее свою руку.
Серафима с отчаянием уставилась на него, не веря своим ушам. А Клим бросил на нее затравленный взгляд, затем резко отвернулся и продолжил работу.
Девушка хотела позвать его по имени, но не смогла. Ее глаза наполнились слезами, она чувствовала, как у нее подкашиваются ноги.
Серафима выскочила из кузницы, бросилась на ближайшую скамейку в парке академии и разрыдалась.
К ней подбежала Марина Дасова, двоюродная сестра. Она вышла из спортзала и направлялась к женскому корпусу, когда заметила Долмацкую.
– Симка, ты чего?! – испуганно спросила Марина, падая на скамейку рядом с ней. – Ну? Что случилось?
– Уже ничего, – твердо сказала Серафима, вытирая слезы. – Но я должна была прийти сюда, чтобы самой во всем убедиться…
– Убедиться в чем?
– Что все кончено! И теперь… Хватит! Любовь… – простонала Серафима. – Она делает нас слабыми и уязвимыми. Я впустила любовь в свою жизнь, и она растоптала, уничтожила меня… Но больше такого не повторится!
По ее щекам снова побежали слезы. Марина крепко обняла сестру, и та спрятала лицо у нее на груди, разрыдавшись сильнее прежнего.