Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Онкология… Чётвертая стадия. Неоперабельная… Папа уж твой спасал её, спасал… Да небеса лучше знают, когда и чья ниточка должна оборваться.
— Рак, что ли? — сморщился я.
— Да.
— Н-да… А почему отец её лечил? Неужели такая дружба крепкая была у них? Кто она вообще ему была — мать девчонки этой?
— Да я сама толком не знаю, — ответила Люба, явно увлекшись беседой и развязавшая язык. Она забылась, и сейчас вывалит всё, что знает. А я и рад. — Не рассказывает такое личное Роман Петрович, даже мне. Только мне кажется…
Она вдруг замолчала, задумавшись.
— Что? — уточнил я, чтобы подтолкнуть её договорить.
Неужто я сейчас всё и узнаю?
— Любил, что ли… — тихо договорила Люба, и у меня все слова поперёк горла встали. — Точно не поняла, но дорожил ею. Похороны организовал, девочку без промедления забрал и договорился об опеке над ней до выпуска из школы… Квартира-то у них осталась, уйти будет куда малышке. Несчастная сиротка… Совсем-совсем одна осталась.
— Любил? Мой отец? Мать девчонки? Ты ничего не путаешь, тёть Люб? — переспросил я на всякий случай.
Всё это просто не укладывалось в моей голове.
Я думал, что отец изменял маме. Но всё оказалось ещё хуже — все эти годы он ЛЮБИЛ эту нищенку, щенок которой сейчас прибился к нашей семье?
Какое унижение для мамы…
Теперь понятно, почему она так горько плачет.
Это предательство. Это даже хуже измены.
Ну, может, и не хуже, но равноценное.
Бедная мама…
— Нет, не путаю, — покачала она головой. — Ты разве не заметил, что твой отец в трауре?
Я нахмурился.
А как бы я заметил, если меня дома не было?
Звонил вроде как обычно — раз в неделю, говорил со мной полминуты, спрашивал как дела, узнавал, что нормально, и вешал трубку. Тут сложно что-то заметить… Мой отец — не щедр на эмоции, а уж такое и подавно бы скрывать пытался. Только мама, которая любит его, и Люба, которая просто крутится рядом с ним целыми днями, могли заметить подобные перемены в нем.
В трауре, значит?
Выходит, папа в самом деле любил и любит эту незнакомую нам с мамой женщину и притащил в наш дом её осиротевшего щенка?
Это просто треш!
— А, тебя ж дома не было… — вспомнила Люба, заметив, что я молчу и смотрю в одну точку.
Меня снова захлёстывала неконтролируемая злоба и агрессия…
В этот момент дверь кабинета отца отворилась и оттуда стали выходить люди. Совещание, очевидно закончилось.
Отец вышел последним и сосредоточил взгляд на мне.
Я смотрел прямо на него, борясь с желанием что-нибудь расколошматить в этом кабинете. Желательно, дорогое. Желательно, бьющееся на мелкое стекло.
Я сжимал челюсти, желваки ходили ходуном, и отец мигом оценил ситуацию.
— Пойдём-ка, — указал он рукой на дверь своего кабинета, и я тут же подорвался и зашёл внутрь. — Не беспокоить нас.
Последнюю фразу он сказал Любе и закрыл дверь.
Шумно выдохнул.
— Ну? Рассказывай, — заговорил отец, оставаясь стоять в то время как я плюхнулся без спроса на одно из кресел в зоне отдыха его просторного кабинета строительного магната. — Даже стесняюсь спросить, какая важная проблема тебя пригнала из спортивного лагеря прямо сюда. Смена ведь не кончилась. Ты что тут делаешь, сын?
— Приличные люди сначала здороваются, — заявил я, глядя в стенку перед собой и стараясь успокоиться. Психи всё равно ни к чему не приведут, надо сначала выяснить ситуацию полностью. Никто, кроме папы, не прольёт свет на весь этот бардак в нашем доме.
— А сам-то ты поздоровался? — отбил отец и сунул руки в карманы своих брюк, широко расставив ногу.
Воинственная поза.
Он понимал, что лёгким наш батл не будет.
И прав.
— Здравствуй, папа, — сказал я довольно язвительно.
— Здравствуй, сын, — отозвался он тем же тоном. — А теперь я повторяю свой вопрос: какого чёрта ты не в лагере, за который я, между прочим, немалые деньги отвалил?
— Да к чёрту твои деньги! — уставился я ему в лицо. — Ты хоть о чём-то ещё можешь в этом мире думать, кроме банкнот?!
— А ты?
— А ты?
— Так… — снова шумно выдохнул отец. — Так у нас разговора не выйдет. Я повторяю для начала свой вопрос: почему ты не в лагере, а здесь? Что за срочность такая? Телефон тебе для чего?
— Чтобы писать СМС-ки любовницам, пока жена не видит.
— Что? — обалдело уставился на меня папа. — Ты что несёшь, сын?
— Ну ты их писал ей, да?
— Кому?! — шагнул ко мне папа и сжал кулаки.
Он злился и ничего не понимал.
Я — тоже.
Настала пора уже всем всё понять наконец-таки.
— Матери этой малолетки, что теперь непонятно по какому праву тусит у нас в доме, — ответил я, вставая на ноги и возвышаясь над отцом как минимум на целую голову.
Отец даже завис на время.
Чёрт, это промедление — ещё хуже.
Лучше бы орал, аки крокодил, что я несу ересь.
Но он…молчал.
Неужто писал эти драные СМС и я угадал?!
— Пап? — задал я вопрос, в котором и сам услышал мольбу. И молил я не рушить нашу семью ложью и предательством… Неужели вся наша жизнь была липой?