– Паршивый пес! Чтоб тебя!

Отец пошел к двери, сейчас он выйдет во двор успокаивать Пирата, который уже разбудил своим воем соседских собак. Этих пяти минут Мии хватит. А потом? Отец, конечно, догадается! Ну и пусть! Она уговорит его, она будет плакать и упадет на колени, как делает Миса, когда ей что-нибудь надо. Отец этого терпеть не может, он на все согласится, лишь бы прекратить этот концерт. Мия выскочила из-за занавески, схватила книгу и бросилась в свою комнату. Куда спрятать? Под подушку – в два счета найдет! Под подушку Тины? Она маленькая, ее будить не будут! Только Мия успела спрятать книгу и прыгнуть в постель, как скрипнула последняя ступенька перед их дверью, и отец тихо зашел в комнату. Он подошел к ее кровати, навис над ней и долго смотрел, смотрел. Но Мия умела притворяться спящей. Она лежала на животе, отвернув лицо к стене, и дышала ровно-ровно. Отец запустил руку ей под подушку, потом под матрас. Он открыл ее ящик и долго рылся там. Потом потряс ее за плечо.

– Мия! Проснись, чертовка, я знаю, что ты не спишь!

Мия вздрогнула, будто только что проснулась.

– Где книга?

– Папа?

– Где книга?

– Ты забрал ее…

– Не ври!

– Я спала. Я не вру. Ты все время думаешь про меня только плохое!

Она знала, что он отступит. Он всегда отступал, стоило намекнуть, что он не любит детей. Мии казалось, что это оттого, что на самом деле не любит.

– Ладно, утром поговорим. Смотри у меня!

Утром! Ну, что ты будешь делать утром, Мия? Когда мама придет будить тебя? Ты встанешь и будешь делать все, что делаешь каждый день, изо дня в день… И так до конца своих дней!

«Мы уезжаем завтра на рассвете…»

Мия спустила ноги с кровати.

«И я. Я тоже уезжаю на рассвете», – поняла она.

Когда растишь трех младших сестер, умеешь многое делать бесшумно. Мия сняла наволочку с подушки, положила туда юбку, кофту и платок. Старые башмаки – хоть и разваливаются, а в дороге пригодятся запасные. Книгу она завернула в Лизину косынку и тоже положила в наволочку. Лиза добрая, она ее простит. Теперь потихоньку – вниз. Мия знала все особенно скрипучие ступеньки и половицы в доме, она их старательно перешагивала. Открыв дверь, Мия увидела, что синий Сильвер ждет ее на ветке старой груши, и почувствовала, как в пятки ей ударил тот самый ветер странствий, про который с такой горечью говорил отец.

Можно было уйти из дома, не сказав ни слова родителям, но нельзя уйти из города, не попрощавшись с одним человеком. Мия обогнула маяк, пробежала по тропинке, собрав на юбку мелкие колючки с высокой травы, на холм, с холма, и вот – спуск к воде, второй дом слева от скобяной лавки.

– Кого это несет в такое время, черт меня побери!

Бабушка не держала собак. Бабушке Гаррэт не нужны были собаки и другие сторожа. Ни один человек в городе и его окрестностях не рискнет забраться в ее дом.

– Ну, и чего ж тебе не спится, дурная башка?

Бабушка Гаррэт делала лодки. И разговаривала она вот так: как лодочники и рыбаки. У бабушки короткая, открывающая шею стрижка и челка до бровей – как у маленькой девочки. А сама высокая, худая, с мускулистыми, мозолистыми руками. Если бы не грудь и не льняная полосатая юбка, которую она вынужденно надевала, чтобы не шокировать всех своим рабочим комбинезоном, когда везла свои лодки продавать на ярмарку, ее принимали бы за мужчину. Даже рукава рубашки она закатывает по-мужски, до локтя. В ее доме всегда пахло деревом, краской, горячей смолой. В ее доме царил кавардак и вместе с тем все предметы лежали на своих местах. Лодки бабушка строила прямо в большой комнате, там, где у всех нормальных людей обычно располагается гостиная. Поэтому, когда у Мии выдавалась свободная минутка и она прибегала к бабушке выпить чаю, они садились прямо на горы стружки. Камином в гостиной бабушка пользовалась только зимой, потому что зимой она не делала лодок, а только читала, вязала длинные полосатые шарфы и рисовала.

– Может, будешь делать лодки в сарае? – спрашивал ее сын, Миин отец. – Как все нормальные люди?

– Может, яйцо не будет учить курицу, как цыплят высиживать? – отвечала бабушка Гаррэт и невесело усмехалась.

Она вообще была невеселой. Но Мии было с ней хорошо и спокойно. И, пожалуй, только ее осуждения она по-настоящему боялась.

Тук-тук-тук-тук. Мия представляла, как бабушка распахивает глаза, будто и не спала вовсе. Как смотрит в темноту, в светлеющее пятно лодки посреди гостиной. Теперь надо постучать еще раз, чтобы она убедилась, что ей не послышалось. Она встанет, не снимая ночной рубашки, влезет в рабочий комбинезон. Бабушка, не признающая халатов. Она пойдет босыми ногами по свежей стружке, и та будет чуть поскрипывать под ее ногами.

– Ну?

– Я уезжаю на рассвете, – выпалила Мия, прижимая к груди свой узелок.

– Это я вижу.

Пожалуй, это была плохая идея. Сейчас бабушка схватит ее за руку и потащит домой.

– Все взяла?

– Что?

– В дорогу все взяла?

Они так и стояли на пороге. Мия кивнула побыстрее. Какая разница? Она взяла то, что смогла.

– И веревку?

– Зачем мне веревка?

Бабушка покачала седой головой и пошла к верстаку. Там она долго копалась среди своих вещичек, гремела жестяными коробками и бормотала:

– Мой муж, да съедят его гаргульи, всегда брал с собой веревку в дорогу. Говорил, что нет вещи нужнее. Ну да он тот еще врун. Обещал любить меня всю жизнь, а сам бросил с твоим маленьким отцом на руках. Ну и черт с ним! Я уж думала, ты никогда не решишься отправиться в путь. Вот. Моток крепкой веревки, нож и коробка печенья.

На узкой и длинной коробке для печенья были нарисованы ракушки и хоровод морских коньков.

Она подмигнула Мии.

– Не знаю, как мужчины, а я-то ни шагу не сделаю за порог без печенья.

– Ты не сердишься на меня?

– За что, птичка? За то, что ты такой уродилась? Глупо сердиться на того, кто всего лишь хочет сбежать из дома и посмотреть мир. Ступай с богом, моя девочка. И ничего не бойся. Бабушка примет тебя, даже если ты вернешься ни с чем, хромая, босая и одноглазая.

Мия робко улыбнулась и обняла бабушку. Обычно ее смешили бабушкины странные шутки, но сейчас было не до смеха.

– Погоди-ка, – сказала бабушка, вышла из дома и пошла к морю.

Мия видела, как она ходит по берегу, наклоняется, будто что-то ищет, отбрасывает ненужное и снова ищет. Наконец она вернулась.

– Бери. И ничего не спрашивай, просто не потеряй в дороге.

Бабушка вложила ей в руку осколок раковины рапаны. Весь берег был усыпан такими. Чайки подхватывали целые ракушки, поднимались в небо и бросали их с высоты на камни. Ракушки разбивались, и умные птицы могли спокойно съесть моллюска. Осколок, что бабушка вложила Мии в руку, был как вытянутое колечко. Он мягко светился оранжевым по внутренней части кольца, а по внешней разбегались полосами коричневые точки.