litbaza книги онлайнИсторическая прозаВеликие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 92
Перейти на страницу:

* * *

Но вот праздники кончились и начались будни. Алексей и Шарлотта поселились в небольшом мазанковом дворце на набережной Невы длиной всего 14 саженей (30 метров). Придворные кронпринца и кронпринцессы живут здесь же, на набережной, в трех домах, специально нанятых Сенатом. В «доношении» гофкурьера М. Борозны от 8 марта 1714 г. говорилось о необходимости «кровлю починить на квартире Ея Высочества государыни кронпринцессы для того, что в дождевую пору невозможно места сыскать, где бы притулиться, дабы без нужды жить было можно Ея высочеству».

Кроме того, оказалось, что принцессе на ее новой родине рад только Петр. С его сестрой Натальей Шарлотта так и не нашла общего языка и писала на родину, что царевна «самое злое существо на свете».

Трудно было царевне поладить и с новой женой Петра, бывшей прачкой из Лифляндии, которую все величали теперь императрицей Екатериной Алексеевной. «Моя свекровь ко мне такова, как я всегда ее себе представляла, и даже хуже», – писала Шарлотта в апреле 1715-го.

Да и финансовые трудности все не кончались. Петр, при всей его любви к невестке, собирался уменьшить содержание ее и сына, и Шарлотте пришлось просить свою мать сообщить австрийскому императору об этом и просить его выступить гарантом исполнения царем условий брачного договора.

И снова Шарлотта вынуждена занимать деньги, уже в 1713 г. она взяла «на обиход» у иноземца Петра Салуччи «36 аршин штофу богатова серебром, 5 аршин тафты красной, флер белый, кружева белое трафчетое, 5 фунтов сахару, тафту зеленую, красное вино, чай, бархат» и другие товары на сумму 1199 руб. 8 алтын и еще полторы деньги, из которых при жизни успела отдать только 300 руб. Скоро принцесса, по ее собственным словам, уже «по шею в долгах», после ее смерти купцы предъявили Петру векселя на 24 тыс. руб. В одном из писем к царице Шарлотта в отчаянии признавалась, что из-за нехватки средств готова «заложить какую-нибудь драгоценность… к последнему хотя и очень неохотно, мне все же придется прибегнуть, если я ничего не получу».

* * *

Но самое главное, царевич Алексей если и любил когда-нибудь Шарлотту, то теперь он все больше холодел к ней. У него появляется любовница – Ефросинья Федорова, крепостная девка его воспитателя Никифора Вяземского.

По-видимому, царевич искренне привязался к Ефросинье и хотел развестись с женой и жениться на своей любовнице. Вероятно, это желание не казалось ему чем-то диким и невозможным. В конце концов, разве его отец не отправил в монастырь его мать и разве не женился на безродной лифляндке, которая, по слухам, попала в его постель прямо из постели Меншикова? Но, разумеется, для Софии Шарлотты такой поступок выглядел как самое гнусное вероломство. «Один Бог знает, как глубоко меня здесь огорчают, – писала Шарлотта матери 12 июня 1714 г. – Я всегда старалась скрывать характер моего мужа, но теперь личина снята против моей воли… Я не что иное, как бедная жертва моей семьи, не принесшая ей ни малейшей пользы, и я умираю медленной смертью под бременем горя. Бог знает, что будет с моею беременностью…»

Да, принцесса была беременна, и мысль о том, что она, возможно, носит будущего наследника престола, в то время как его отец оскорбляет ее, вероятно, стала для нее особенно мучительна.

Позже, когда царевича судили за заговор против Петра, то его камердинер И. Большой-Афанасьев свидетельствовал на допросе: «Царевич был в гостях, а где сказать – не упомню, приехал домой под хмелем, ходил к принцессе, а оттуда к себе пришел, взял меня в спальню, стал с сердцем говорить: „Вот де, Гаврила Иванович (Головкин. – Е. П.) с детьми своими жену чертовку мне навязали; как-де, к ней приду, все-де, сердитует и не хочет-де, со мной говорить“».

Несогласие между супругами дошло до того, что царевич стал советовать жене уехать жить в Германию. В итоге сам царевич незадолго до родов жены уехал с любовницей на лечение за границу.

Но вот подходит срок родов. В это время царевич по-прежнему за границей, в Карлсбаде, а Петр – в Ревеле. Оттуда он написал невестке: «Я бы не хотел вас трудить, та-кож против совести моей думать; но отлучения ради супруга вашего, моего сына, принуждает меня к тому, дабы предварить лаятельство необузданных языков, которые обыкли истину превращать в ложь. И понеже уже везде прошел слух о чреватстве вашем вящше года, того ради, когда благоволит Бог вам приспеть к рождению, дабы о том заранее некоторый аншальт учинить, о чем вам донесет г. канцлер граф Головкин, по которому извольте неотменно учинить, дабы тем всем ложь любящим уста заграждены были».

«Аншальт» – это, вероятно, немецкое слово Anhalt, обозначающее «опора», «основание», «установление факта». В данном случае Петр извещает невестку, что хотел бы иметь официальное документальное подтверждение того, что ребенка не подменили при рождении, чтобы пресечь возможные слухи. (Может быть, в этот момент он вспомнил о том, как слух, что его самого подменили во время путешествия с Великим посольством, едва не стоил ему трона.) Поэтому Головкин получил распоряжение о том, чтобы три придворные дамы, Авдотья Ивановна Ржевская, получившая на Всешутейшем и Всепьянейшем соборе Петра прозвище князь-игуменьи, и жены Головкина и Брюса, присутствовали при родах Шарлотты.

В этом требовании ничего из ряда вон выходящего, такая процедура была принята при дворе французских королей, и этот обычай соблюдался еще в конце XVIII в. Но, конечно, такое недоверие со стороны царя и в его лице всего русского общества не могло не обидеть Шарлотту, которая и так не чувствовала себя желанной на своей новой родине. В итоге принцесса согласилась на «аншальт», но просила Головкина, «чтоб… другим внушил, которыя при ней ныне определены быть, будто ее прошение о том было», то есть будто бы это она сама настояла на присутствии «понятых». Но мало было того, что в последние дни перед родами дамы, приставленные к роженице, безотлучно находились при ней, она еще вынуждена была подвергнуться осмотру. Головкин сообщал царю, что Шарлотта «по многим разговорам» разрешила генеральше Брюс себя «осмотреть через одну сорочку», и Брюс «говорит, что брюхо гораздо велико и ниско опустилось, и признавает, что брюхата».

София Шарлотта родила 21 июля 1714 г. дочь, названную в честь нелюбимой ею сестры Петра Натальей, по желанию царевича Алексея; возможно, тот надеялся таким образом улучшить свои отношения с отцом: ему хорошо было известно, что Петр очень любит свою сестру и та может иметь на него влияние. Он лично написал Петру о рождении дочери и получил в ответ поздравления. Головкин же писал царю, что при рождении «были как игуменья (Ржевская. – Е. П.) и Брюсова и моя жена, также при этом за бабку была Яна Коха жена».

Царевич вернулся из Германии в конце декабря. Возможно, после долгой отлучки он стал ласковее с женой, во всяком случае, в ее письмах родителям больше не было жалоб на семейные неурядицы. Вскоре Шарлотта поняла, что снова носит ребенка. Слишком короткий промежуток между беременностями не лучшим образом сказался на ее здоровье. В одном из последних писем к матери от 30 сентября она писала: «Я постоянно страдаю, ибо я так полна, что принуждена почти всегда лежать на спине; ходить я не могу, и если мне нужно сделать два шага, то приходится меня поддерживать с обеих сторон, а если я просижу одну минуту, я не знаю, куда деться от боли; можно было бы подумать, что я рожу троих детей, впрочем, у меня хороший аппетит и я не чувствую такой слабости, как в прошлом году».

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 92
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?