– Масатика поел и сразу заснул. Оно и хорошо, с ним ванну все равно не примешь, – заметил Гамон.

Я слабо улыбнулась. Личная ванная входила в стоимость номера, но сын учился в четвертом классе и был уже слишком большой, чтобы принимать ее вместе с нами[11]. Гамон откинул назад мокрую челку. Я вгляделась в лицо мужа: впервые за долгое время я видела его без очков.

– Что-то случилось?

– Опять подумала, что когда ты без очков, то выглядишь совсем иначе.

Он рассмеялся, раскинул руки и вытянул их вдоль бортика ванны. Вода снова с шумом перелилась через край.

– Спасибо тебе за все.

– С чего это ты вдруг? – с подозрением спросил Гамон.

– Ну… ведь и Масатика, и наш дом – все на тебе… – пробормотала я, опускаясь в воду по самый подбородок.

– Касё тебе что-то сказал? – вдруг спросил он. Я разглядывала его плечи, на которых мускулы создавали мягкий рельеф.

– Да, он говорил, что тебе нужно снова серьезно заняться фотографией.

– Ой, не обращай внимания. Просто по характеру он совсем не семейный человек.

– Мне кажется, он за тебя волнуется и хочет, чтобы ты посвятил себя любимому делу. Когда перед свадьбой я рассказала тебе, что у нас будет сын, то тоже переживала насчет своей карьеры.

Это случилось десять лет назад, зимой. Однажды морозным вечером мы с Гамоном договорились встретиться в кофейне неподалеку от моего университета. Он сильно опаздывал, но наконец пришел и сел напротив меня. С его кожаного пальто стекали капли воды. Сквозь запотевшее окно я посмотрела на улицу: оказалось, идет снег. Когда я сообщила о беременности, глаза Гамона расширились от удивления.

– Ты уверена?

– Да. Помнишь, в прошлом месяце мы один раз не предохранялись? Наверное, тогда… – принялась объяснять я, поднося чашку к губам, но тут же поставила ее на место: от запаха теплого молока меня начало мутить.

– Я, конечно, не собираюсь рожать, но решила, ты все равно должен знать. На операцию я запишусь сама.

– Что, не собираешься рожать? Почему? – Гамон так резко наклонился вперед, что вода в стаканах задрожала. Такой реакции я не ожидала.

– Ты мечтаешь стать фотокорреспондентом, я только закончила магистратуру. Нам нужно сначала реализоваться, а потом уже думать о детях…

– Я брошу фотожурналистику! – выпалил он.

Я растерялась: Гамон уже получил несколько небольших наград и следующей весной готовился провести выставку своих новых работ. Тем не менее он продолжил:

– Черт с ней, с мечтой. Я буду воспитывать нашего ребенка. Выходи за меня!

Мы сидели в ванне, я положила голову на левое плечо Гамона.

– Мои родители до сих пор тебе благодарны, – сказал он.

Я удивленно подняла голову; от этого движения по воде пробежала рябь.

– Но ведь раньше им приходилось постоянно помогать нам деньгами… К тому же из-за меня тебе, их старшему сыну, пришлось заниматься домашним хозяйством.

– Моим родителям только спокойнее, что я работаю в Японии, а не езжу репортером за границу, в горячие точки или на места терактов. Тем более Масатика – их единственный внук. И Касё, если не изменится, жениться решится еще не скоро.

– А он, кажется, продолжает навещать дядю и тетю?

– Да. Похоже, у своих настоящих родителей он все так же не появляется, но к моим иногда заходит поужинать.

– Ага, – кивнула я.

Касё был сыном сестры матери Гамона. После ее развода тетя с мужем забрали восьмилетнего Касё к себе. Сейчас в семье стараются об этом не упоминать.

Я вылезла из ванны, ополоснулась в душе, находившемся там же, и накинула юкату[12]. Гамон встал передо мной, пристально глядя на мои мокрые волосы.

– Вот бы ты их отрастила.

– Мне говорили, что длинные волосы мне не идут.

Гамон собирался спросить, кто такое сказал, но я прервала его.

– Пора закругляться. Масатика может проснуться и пойти нас искать.

Гамон согласился и открыл балконную дверь. Спускавшийся с гор ночной ветерок приятно обдувал мои раскрасневшиеся щеки. Когда мы вошли в комнату, Масатика спал, частично вывалившись с футона[13] на пол. Я села на стул у окна и, нащупав в темноте телефон, зашла в рабочую почту. Там было одно непрочитанное письмо от Цудзи из издательства Симбунка.

«Мы еще раз поговорили с госпожой Хидзириямой после вашей встречи, и она проявила большой интерес к идее издания книги при Вашем активном участии. Я уже сообщал Вам о ее отказе, поэтому теперь мне очень неудобно беспокоить Вас снова, но тем не менее не могли бы Вы все-таки взяться за написание этой книги? У меня также есть письмо, адресованное Вам, от самой госпожи Хидзирияма. Я уже отправил его на адрес Вашей клиники. Пожалуйста, прочтите, когда у Вас будет время».

В понедельник утром я пришла на работу в клинику и достала конверт из почтового ящика, где он лежал вперемешку с рекламными листовками. Открыв стеклянную дверь, я прошла мимо стойки регистратуры в офис, села за стол у окна с опущенными жалюзи, сделала глоток горячего кофе и раскрыла конверт.

Письмо оказалось внутри самого обычного белого конверта. «Молодая девушка наверняка выбрала бы что-то поярче. Скорее всего, письмо запечатывал сам Цудзи», – подумала я и приступила к чтению.

«Уважаемая госпожа Макабэ!

Спасибо, что на днях навестили меня в следственном изоляторе.

Тогда я не смогла Вам признаться, но мой адвокат Анно высказался против публикации книги. Он боится, что из-за нее у судебной коллегии может сложиться обо мне плохое впечатление.

Но, встретившись с Вами, я поняла, что хочу больше узнать о себе. Почему я оказалась в изоляторе? Почему стала убийцей собственного отца?

Ведь до этого я жила совершенно обычной жизнью. У меня были и друзья, и парень. И мечты, и планы на будущее.

Я много раз приходила к мысли, что со мной что-то не так. Я не способна на рефлексию и поэтому наверняка попаду в ад.

Прошу Вас, вылечите меня. Я хочу осознать свою вину и раскаяться.

Канна Хидзирияма»

Все кафе было уставлено растениями. Совсем как в моем приемном кабинете. Сбоку от кассы стоял розовый общественный телефон. «Да, в районе Отяномидзу их все еще можно встретить», – отметила я про себя, когда, опоздав на пять минут, в кафе зашел Касё и сел на потертый кожаный диван. Он сделал глоток воды и сказал сидевшему напротив Цудзи:

– Простите за опоздание. Мне вдруг позвонили, когда я уже выходил из дома. Мой коллега, адвокат Китано, уже на подходе.

– Что вы, спасибо вам, что пришли! Я понимаю, у вас, должно быть, очень много дел, – ответил Цудзи и почтительно опустил голову.

В университете он наверняка посещал какую-то секцию: под оранжевым кардиганом скрывалась широкая, натренированная спина спортсмена. На контрасте с его невысоким ростом и очками в зеленой оправе это выглядело немного странно.

– Спасибо, что смогли уделить нам