Нет, она правда пыточная — в ней мы определенное время должны вслух читать Устав пансионата. Бр-р-р! Сначала было очень тяжело, но теперь я выучила его наизусть, поэтому просто монотонно декламирую, думая о своем.

Длинным коридором я прошла к лестнице, спустилась вниз, еще вниз и неприметной дверью вышла в подземный туннель, ведущий в Перст. Все хорошо, но факелы в нем почему-то не горели. Пришлось, держась рукой за стенку, идти на ощупь.

Такая же неприметная дверь пропустила меня в башню, прямо в знакомую до слез пыточную.

По Правилам (два тома) наказания воспитанниц совершаются так: наказательная часть — большое помещение в полуподвале — разделено на две половины решеткой.

В большей половине находится стол старшей надзирательницы. В меньшей стоит стол для наказуемой. Вход в зарешеченную половину контролирует охранник.

Узкие наклонные световоды, пробитые в стенах, освещают только стол старшей надзирательницы и стол для наказаний, оставляя остальное пространство в полутьме.

Воспитанница докладывает старшей надзирательнице ПН (по наказаниям) свой номер и вину.

Старшая надзирательница в соответствии с регламентом назначает наказание.

Младшая надзирательница отводит воспитанницу за решетку, там они садятся за стол друг напротив друга, и воспитанница начинает вслух и с выражением читать отведенный ей кусок Устава.

Охранник бдительно следит за безопасностью и доставляет по требованию старшей надзирательницы для младшей нужные предметы.

Печать благовоспитанности и хорошего тона витает над пыточной.

На деле же все так, но воспитательный процесс идет с неменьшим блеском.

Старшая надзирательница либо читает во время наказания, либо строит глазки охраннику.

Охранник ковыряет в зубах или при полном попустительстве надзирательниц (а то и при молчаливом восхищении) отрабатывает какие-нибудь упражнения для поддержания красивой фигуры.

Младшая надзирательница пилочкой обрабатывает ногти или полирует их замшей, хотя охотно бы строила глазки охраннику, но субординация…

Несчастная жертва воспитания гнусаво тараторит осточертевший Устав.

И в пыточной все было совсем не слава богам.

С ума наш пансионат сошел, что ли?

Отсутствовала старшая надзирательница, а младшая была явно выбита из колеи неслыханным нарушением правил.

Зато охраннику все было ниже пояса, он скучал, прислонившись к решетке.

О, да это был старый знакомый — тот парень, что боролся в казарме на хвостах.

Второе "о!" — форма охранника ему очень шла.

Я так думаю, и форму им специально придумали, чтобы ловить легкомысленные девичьи сердца. Как посмотришь на такого красавца, затянутого в черную матовую кожу, туго опоясанного ремнем, с блещущей серебром перевязью и витым узором наплечников, подчеркивающих широкие плечи, так сразу забудешь про ненавистный "Список нижнего белья…". И кинешься на шею этому блестящему кавалеру подальше от нудных лекций плешивого Магистра. И тут политика. Сволочи.

Мое появление, редкий случай, младшую надзирательницу не обрадовало.

— Я тебя не видела! Я так не могу! Раз она старшая, раз у нее паек больше, пусть она и думает, как теперь наказание осуществлять. В правилах такой ситуации нет! — Она тыкала пальцем в пухлый, обтрепанный по краям Свод Правил.

Забавно, уж не придется ли мне бегать по всей Пряжке и разыскивать старшую надзирательницу в рамках лозунга "Накажи себя сам!". Похоже, в этой комнате я больше всех заинтересована в получении наказания. Великие бога, куда мы катимся?!

— Давайте я за столом посижу, а вы на месте старшей надзирательницы, — вдруг предложил охранник, отлепившись от решетки. — Ваше место за столом близко к выходу, будет считаться, что я его все равно охраняю.

Мысль хоть разок посидеть на месте старшей надзирательницы младшей очень понравилась. Она немного поколебалась, потом махнула рукой:

— А, ладно!

Когда она села за стол, произошло чудесное превращение: взгляд младшей надзирательницы вдруг стал строгим и тяжелым, из голоса исчезли жалобные нотки, он стал сухим, спокойным и начальственным.

— Ваш номер, воспитанница.

— Двадцать Вторая.

— Четче, пожалуйста, не гнусавьте. Плечи не сутульте. И называйте полный номер.

"Тетя, опомнись, ты же на чужом месте, да еще временно! Почему же ты такая важная?"

Мой немой призыв канул в пустоту.

Упоенная ролью старшей надзирательницы, младшая соблюдала освященный правилами ритуал до мельчайших деталей, все больше и больше входя в образ.

— Двадцать Вторая РА, первая группа, первый поток, первый набор.

Двадцать Вторая — это мой личный номер. РА — первые буквы места, откуда меня взяли, то есть из Ракушки. Первый набор был три года назад, нас собрали, привезли в пансионат и разделили на три потока по возрастам. Потоки разделили на группы. Младшая надзидама знает все это назубок, стерва.

Я еле дождалась, когда охранник отвел меня за решетку и, просунув руку между прутьями решетки, закрыл нас с ним на ключ.

Устав лежал на столе в овальном пятне солнечного света. Над ним плясали пылинки.

Охранник убрал ключ в карман и сел напротив меня.

Я открыла назначенную надзирательницей страницу и принялась громко, с выражением читать, одним глазом кося в сторону того стола.

Убедившись, что наказание заработало и потекло по старому руслу, надзирательница на минутку откинулась на спинку высокого стула с выражением глубокого удовлетворения на лице. Это выражение прямо растекалось по ее физиономии, как кусок масла по горячей сковороде.

Затем она решительно выпрямилась, поджала начальственно губы и с сияющими глазами вытащила из стола книжку старшей надзирательницы.

И, клянусь Сестрой-Хозяйкой, принялась читать не с начала, как сделал бы это каждый нормальный человек, столкнувшийся с незнакомой книгой.

Нет, она раскрыла книгу на странице, заложенной закладкой старшей надзирательницы, и углубилась в чтение.

Мои наблюдения прервало прикосновение кончика чужого хвоста к моему хвосту. Если быть точнее, приятное прикосновение.

Хвост охранника ласково и вкрадчиво поглаживал мой хвост, мягко проводя по нему от кончика вверх, так, что шерстинки поднимались, рождая удивительно приятное, покалывающее ощущение, которое, нарастая волной, вдруг выплескивалось по позвоночнику прямо до затылка и медленно угасало там сладкой истомой.

Очень трудно с выражением читать Устав, когда губы расплываются в улыбке. Это что, новая разновидность наказания?

Охранник сидел невозмутимо, внимательно слушая декламируемый параграф. Ремни его блестели, сияли начищенные бляхи.