— Всё равно. Я в Москву хочу.

— В Москву, — повторила я за ним с улыбкой, сняла картину с мольберта и отнесла её в комнату. Тут же вернулась и нырнула под Димкину руку. — Москва — это хорошо, Димочка. Но только кому мы там нужны? Здесь ты фигура, у тебя самая крупная картинная галерея в городе, а там ты кем будешь? Одним из многих?

Он недовольно поджал губы и на меня не посмотрел.

— Ты просто трусишь.

— Да, трушу, — не стала скрывать я. — Потому что делать мне там совершенно нечего. Меня никто там не ждёт.

Дима убрал руку и отошёл от меня. Подошёл к бортику крыши и посмотрел вниз.

— А здесь тебя кто ждёт? Дядя?

Я насторожилась.

— Дима, ты что, уже решил? Ты уезжаешь в Москву?

Он больше минуты стоял, смотрел вдаль, и мне вдруг на самом деле стало страшно. Но затем Калинин обернулся и насмешливо взглянул.

— Кто ж меня отпустит, Ева? У меня здесь семья.

Я присела на стул и вздохнула.

— У тебя что-то случилось?

Дима безразлично пожал плечами.

— Да нет. Всё как всегда.

— Какие-то странные разговоры. Ты никогда такие темы раньше не поднимал.

— Просто мне надоел этот город.

Я поднялась.

— Город или то, что тебя в нём держит?

Калинин посмотрел на меня, глаза сверкнули, а потом ещё и улыбнулся.

— Тебя бы я забрал с собой.

В свете закатного солнца, на фоне темнеющего неба, высокий, темноволосый, в белоснежной рубашке, удачно оттенявшей загорелую кожу, Димка был невероятно красив. Я невольно засмотрелась и даже пропустила соблазнительные, многообещающие нотки в его голосе. Оглядывала его, а потом вдруг задохнулась, когда заметила откровенную насмешку в его взгляде. Почему-то мелькнула мысль, что он прекрасно знает, какое впечатление производит и вовсю этим пользуется. Снова с лёгкостью увёл разговор от опасной темы, которая могла привести к очередной неприятной размолвке, и заставить меня забыть обо всех возникших вопросах.

Он подошёл, заглянул в глаза и пальцем приподнял мой подбородок.

— Ты поедешь со мной?

Я молчала, да он и не ждал от меня ответа, так мне показалось. Целовал меня, а я ощущала странную горечь, оставшуюся на душе. Понимала, что Дима принял какое-то решение, и мой отказ вряд ли его остановит. Никогда не останавливал.

Он оставил меня в постели, на шикарных шёлковых лиловых простынях, которые я купила специально для сегодняшнего вечера, надеясь на какое-то волшебство, и совершенно не думала о том, что останусь на них одна, в который раз наблюдая, как любимый человек не спеша одевается, собираясь уехать от меня к другой. И даже то, что она его законная жена и, по сути, жгучую обиду должна чувствовать она, не отрезвляло.

Я сидела на постели, завернувшись в одеяло, и наблюдала за Димкой. Он застегнул рубашку, потом прошёлся по спальне, оглядывая стены.

— Давай я тебя покормлю? — предложила я, не зная, чем ещё его удержать.

Он криво усмехнулся.

— Ева, ты ещё пирогов мне предложи.

— А что? — обиделась я. — У меня и пироги есть.

— Не сомневаюсь. Что у тебя за страсть всех кормить?

— Не кормить, а готовить. Ты же знаешь, меня это успокаивает.

Калинин подошёл ко мне, наклонился, даже одним коленом на постель привстал, и поцеловал меня.

— А я слежу за своим весом, ты же знаешь.

Отчего-то померещился скрытый намёк в его словах, и я незаметно подтянула на груди одеяло. Значит, заметил. Не сказал, конечно, никогда бы открыто не сказал, но понять дал достаточно ясно, а мне теперь хоть голодом себя умори, но в форму войди, и желательно ещё до следующей встречи.

Когда Димка из спальни вышел, прихватив свой пиджак, я торопливо вскочила, суетливо накинула на себя халат, бросила быстрый взгляд в зеркало, пригладила волосы, и вышла следом за ним.

— Дима, мы так с тобой и не договорили.

— О чём?

— О Москве.

Он выразительно поморщился.

— Ева, давай не сейчас. Не подходящий момент.

— Значит, ты что-то задумал всё-таки, я права?

Калинин даже ухом не повёл, словно и не расслышал моего вопроса. Подошёл к круглому столу и вознамерился открыть мою папку с набросками. Я ещё не разбирала их, и, заметив Димкин интерес, замерла. Димка тесёмки развязал, открыл, и стал с интересом наброски разглядывать. Вынимал один за одним, а я с каждой секундой всё больше вжимала голову в плечи, ожидая не минуемой развязки.

— Вот это совсем не плохо, — сказал он, указывая на вечерний пейзаж. — Мне нравится.

Я кивнула и вот тут Димка замер, заметив то, чего в принципе быть не должно было.

— Это что такое?

Я кинулась к нему и попыталась папку закрыть. Надо признать, что Калинин противиться не стал, ему хватило и увиденного.

— Ева, — повторил он, а я вздохнула.

— Глупости это, Дим. Мне скучно было.

— И поэтому ты забавляешься вот этим? — пренебрежительно фыркнул он.

— Я просто книжку прочитала… — пряча глаза, ответила я.

— Ты читаешь детские книжки?

— Она не детская! — выкрикнула я, но тут же стушевалась. — Ну, или не совсем детская.

Димка только головой покачал. Клюнул меня в щёку и отодвинулся.

— Прекрати ерундой заниматься, тебе к выставке готовиться надо, а не гномиков рисовать.

— Это не гномики, это тролли.

— Есть разница?

Я опустила глаза и промолчала.

— Проводи меня, — попросил Калинин, и я отправилась вслед за ним в прихожую. Босая, постоянно стягивая халат на груди, и несчастная. — Не дуйся, — попросил Димка уже в дверях. — Ты же знаешь, что я прав. — И видимо стараясь загладить свою резкость, притянул к себе и страстно поцеловал. У меня, если честно, от волнения и неожиданности, даже колени подогнулись. — Люблю тебя, — шепнул он напоследок и скрылся за дверью. А я продолжала стоять и ловить ртом горячий воздух.

В течение следующей недели Димка, как мог, меня успокаивал, а скорее попросту отговаривался пустыми фразами, всякий раз, когда я заводила разговор о Москве. Меня это беспокоило, а он беспечно отмахивался и раз за разом со смехом спрашивал:

— Так поедешь со мной?

Довёл меня практически до истерики. Я уже не знала, что и думать. Но ясно было одно — эта затея крепко-накрепко застряла в его голове и так просто он не отступится. А у меня никак не получалось донести до него всю бредовость его идеи. Ну, куда он поедет и зачем? С чего вдруг его на приключения потянуло? Чего не хватает? От всех этих мыслей настроение было хуже некуда.