Согласно этой истории, готы и гунны долгое время жили рядом, ничего не зная о существовании друг друга. Их разделял Керченский пролив; и те и другие считали, что за горизонтом нет земли. Но однажды быка, принадлежавшего гуннам, ужалил овод, и он побежал через болото на противоположный берег. Пастух бросился за быком и обнаружил землю там, где предполагалось, что ее нет. Он вернулся и рассказал об этом соплеменникам. Существовал и второй вариант истории, согласно которой несколько гуннских охотников, преследуя оленя, перебрались через залив и с удивлением увидели землю «более умеренную по климату и удобную для земледелия». Они вернулись назад и доложили об увиденном остальным гуннам. Был ли бык или олень виновной стороной, но вскоре гунны пересекли пролив и атаковали готов, населявших Крым.

Эта легенда впервые появилась в «Истории» Евнапия, и мы стали счастливыми обладателями фрагмента его работы, где он рассуждает о происхождении гуннов. Евнапий откровенно пишет, что никто не может дать ясный ответ на вопрос о происхождении гуннов и о стране, в которой они жили до того, как отправились завоевывать Европу. С учетом этого он включил в свой труд то, что показалось ему вполне правдоподобным, но потом изменил свое мнение и заменил на более приемлемый вариант. О чем он говорит? Труд Евнапия дошел до нас в отрывках, и в них нет самой легенды. Евнапий, «чтобы не составить сочинения из одних вероятностей и чтобы изложение наше не уклонялось от истины», оговаривается, что использует «сведения, заимствованные из древних писателей, сопоставляя по правдоподобным соображениям, а современные известия взвешивая с точностью» (Евнапий, фр. 41). А.А. Васильев излишне доверчиво относится к словам Евнапия, когда пишет: «Из отрывка Евнапия (о том, что он будет излагать лишь правдивые истории) видно, что уже в конце IV – начале V века вопрос о первом появлении гуннов в Восточной Европе излагали различно и уже в то время об этом ходили рассказы, которые вызывали сомнения относительно их правдивости. Так как Евнапий лег в основу изложения, по крайней мере, некоторых последующих историков, писавших о гуннском вторжении, то мы почти с уверенностью можем сказать, что легенда об олене или лани, в связи с переходом гуннов на Таврический полуостров, уже находилась в сочинении Евнапия и была именно тем более ранним материалом, который позднее приводил его в смущение». Увы, это не совсем так. Когда Евнапий говорит, что обращался за помощью к древним писателям, то это были не историки, а поэты. Васильев, рассматривая версию легенды, содержащейся в сочинении Созомена, обращает наше внимание на фразу: «...ужаленный оводом бык перешел через озеро, и за ним последовал пастух...» «Ужаленная оводом» взято у Эсхила из мифа об Ио, которая, «ужаленная оводом», бежала из страны в страну. Мы должны согласиться с Васильевым, что вариант с быком не что иное, как «пережиток античного мифа об Ио, в которую влюбился Зевс, и, чтобы скрыть ее от своей жены Геры, превратил в корову». Евнапий поместил в начале своей работы вымышленный рассказ, чтобы объяснить первое появление гуннов, хотя затем изменил свое мнение в свете сообщений о гуннах, полученных им позже. Нет нужды говорить, что эта легенда не дает ответа на вопрос, почему гунны напали на Крым, и непонятно, почему некоторые ученые сделали вывод, что кочевники пересекли Керченский пролив зимой по льду залива. Единственный правильный вывод, который мы можем сделать на данный момент, что в самом начале V века никто точно не знал, как гунны переправились в Крым, чтобы атаковать остготов.

Из более поздних версий истории Евнапия мы можем понять, что он делал несколько попыток идентифицировать гуннов с разными народами, известными в древности. Зосим, опираясь на авторитет Евнапия, говорит, что мы должны идентифицировать гуннов или с «царскими скифами», или с «курносым народом» (Геродот упоминает и тех и других), или мы должны просто предположить, что гунны берут начало из Азии и оттуда пришли в Европу. Филосторг выдвигает дополнительное предположение, которое – мы можем даже не сомневаться – извлек из сочинения Евнапия. Он склонен отождествлять гуннов с небрами, о которых Геродот говорил как о чуть ли не мифических людях, живших на самом дальнем краю Скифского государства. Во всяком случае, мы можем сказать, что Евнапий делал все возможное для своих читателей. Он высказал по крайней мере четыре предположения о происхождении гуннов, три из которых основывались на соображениях Геродота, и те читатели, которые не согласились хотя бы с одним из этих предположений, по мнению Евнапия, имели очень тяжелый характер.

Теории Евнапия не исключали полностью другие предположения. На этот счет у Павла Оросия[17]было собственное мнение, отличное от Евнапия.

Он упоминает гуннов как живших недалеко от Кавказа и считает, что нет ничего таинственного в их нападении на готов и римлян; совершенно очевидно, что это заслуженное наказание за грехи. Гунны были долго заперты в неприступных горах, но Бог выпустил их как наказание за наши грехи, считает Оросий. Вероятно, многие христиане думали как Оросий, но были и те, кто обратился за информацией к Геродоту, отождествляя гуннов с теми скифами, которые на протяжении двадцати лет взыскивали ежегодную дань с Египта и Эфиопии. (Около 630 г. до н. э. скифы из Северного Причерноморья, пройдя перед этим Закавказье, Сирию и Палестину, вышли к Египту, который сумел откупиться. – Ред.) В свою очередь, Прокопий внес свою лепту, предположив, что новоявленные захватчики были не кем иным, как киммерийцами. (За 50 – 80 лет до скифов, преследуемые ими, на Ближний Восток вторгались киммерийцы (либо, как и скифы, ираноязычный, либо фракийский индоевропейский народ), но так далеко, как позже скифы, не прошли – громили Урарту, Северную Ассирию, Малую Азию, где в конце концов были разбиты лидийцами. – Ред.) На протяжении долгого времени ученые предпринимали отчаянные попытки, стремясь разгадать эту тайну. Константин VII Порфирогенет (Багрянородный) (византийский император Македонской династии, правивший в 908 – 959 годах) считал, что Аттила был королем аваров и его завоевания привели к основанию Венеции. Еще более любопытным было мнение Константина Манассеса, поэта, который считал, что фараон Сесострис сделал гуннов союзниками и после завоевания Азии отдал им Ассирию (древнее государство на территории современного Ирака) и переименовал гуннов в парфян. В XII веке этот ход мысли привел к логическому выводу Иоанна Цецеса. По его мнению, гунны принимали участие в Троянской войне; Ахиллес прибыл в Трою во главе армии гуннов, болгар и мирмидонцев.

Не принимая во внимание эти последние фантазии, позвольте вернуться к первым из высказанных соображений, поскольку они требуют некоторых комментариев. Действительно ли Евнапий и его последователи отождествляли гуннов с неврами, шимейцами и прочими кочующими народами? Неужели один из высокопреосвященных епископов V столетия, о котором мы еще будем говорить на страницах этой книги, действительно считал, что гунны ели своих родителей? Весьма сомнительно. В то время греческие дознаватели не считали, что в их обязанность входит, подвергая себя опасности, отправляться в степь в поисках истины о кочующих там свирепых варварах. Аммиан и Олимпиодор могли более серьезно подходить к изучению вопроса, чем их современники, но в большинстве случаев ни историкам, ни народу не требовалась абсолютная правда в описании северных кочевников. Однако каждый писатель считал своим долгом продемонстрировать знание произведений классиков, являвшихся наследием его класса. Знание классических произведений отличало образованный класс от остального населения. «Вам хорошо известно, – писал Либаний императору Юлиану в 358 году, – что, если кто-нибудь уничтожит нашу литературу, мы окажемся на одном уровне с варварами», и спустя столетие такие же высказывания делали представители обеспеченных слоев общества. Сидоний[18]пишет своему корреспонденту: «Когда отобрать у нас звания, благодаря которым высшие отличаются от низших, то единственным признаком высшего сословия будет знание литературы».