– Фокусы любите?

Я только улыбнулся. И как раз в этот момент краснокожие под редкие ленивые хлопки покинули сцену, и конферансье объявил выход мага и волшебника, артиста цирка Саламонского, итальянского иллюзиониста Артуро Гамбрини.

Девочка восторженно повернула личико к деду.

– Деда! Иллюзионист.

Сеченов погладил внучку по белокурой головке. Тапер заиграл марш из «Аиды», и на эстраду вышел Гамбрини во фраке. В руке он держал цилиндр, на краю которого лежала пара лайковых перчаток. Вторую руку он поднял в приветствии. Зал встретил Гамбрини жидкими аплодисментами. Иллюзионист поморщился.

Сначала он показал несколько ординарных фокусов – достал из воздуха букетик фиалок и поднес его даме за первым столиком, потом вытянул из кармана сидевшего рядом господина длинную пеструю ленту, заставил исчезнуть и снова появиться свой цилиндр и так далее – ничего примечательного. Публика хлопала вяло. Но потом Гамбрини дал знак таперу замолчать и объявил:

– Дамы и господа! Все это – мелочи для настоящего мастера иллюзии! Но сейчас я продемонстрирую вам трюк совершенно иного свойства! Внимание!

Он повернулся к даме, рассеянно сжимавшей букетик фиалок.

– Мадам! Прошу вас, возьмите этот платок. Сейчас я отвернусь, а вы передайте его любому из сидящих в зале. Пусть этот человек спрячет платок. Я же совершенно точно отгадаю, кому вы его отдали, не задавая вам ни единого вопроса! Ни единого, мадам!

Так и сделали. Гамбрини отвернулся, а дама передала платок на другой столик – черноволосому студенту, который сложил его и сунул в карман – поглубже.

– Готово? – спросил Гамбрини.

– Да.

Иллюзионист повернулся.

– Позвольте вашу руку.

Дама встала и подала свою пухлую ручку. Гамбрини элегантно принял эту длань и повел даму медленно, как будто в танце, вдоль столиков. Так, в тишине, они прошли мимо студента, как вдруг Гамбрини остановился и склонился в поклоне.

– Платок вот у этого господина! – провозгласил он.

Публика оживленно зааплодировала. Студент вытащил платок из кармана.

– Дедушка! Как здорово! – воскликнула внучка Сеченова, хлопая в ладошки, – Это волшебство!

– Ну что ты, дорогая! – ответил старик снисходительно. – Это просто фокус.

– Да, – сказал я, – но как он это проделал? Неужели все это – подставные лица?

– Ну… – протянул Сеченов, – думаю, что вполне могу разгадать эту загадку. Если вы обратили внимание, этот фокусник держал даму за руку вот так, – он взял мою руку и легко сжал ее своими широкими пальцами на запястье. – Именно так, потому что таким образом он мог ощущать биение ее пульса. Когда они проходили мимо человека, который спрятал платок, пульс дамы участился, оттого что она взволновалась. Фокусник почувствовал это и указал на необходимого субъекта. Вот и все.

– Но она не выказывала никакого волнения, – возразил я.

– Внешне – нет. Однако она не может управлять своим сердцебиением. Оно участилось рефлекторно.

– Рефлекторно?

– Именно! Я бы мог объяснить вам в специальных терминах, но боюсь, что вы не поймете… ну, попытаюсь простыми словами. Мы не можем целиком и полностью управлять своими рефлексами. Если что-то нас волнует, тело реагирует совершенно по-своему – учащается сердцебиение, изменяется движение глаз, кожа потеет… Поверьте – я довольно давно занимаюсь рефлексами и могу сказать совершенно уверенно – опытный человек всегда может, например, отличить, говорит ли ему собеседник правду или обманывает. Просто глядя на то, как человек реагирует.

Тут я вспомнил, откуда мне известна фамилия нового знакомца!

– Вы тот самый Сеченов, который написал книгу «Рефлексы головного мозга»!

– Ну, не только ее, не только ее, – улыбнулся ученый. – А вы читали?

Я сокрушенно покачал головой:

– Увы, не смог осилить, хотя помню, какой фурор она произвела в научной литературе.

Сеченов махнул рукой:

– Для меня все это уже пройденный этап. Сейчас исследования психофизиологии человека пошли куда дальше. Я – пройденный этап, да-с… Вот Павлов… Ваня Павлов – восходящая звезда науки – это да! Слышали что-нибудь про его разделение рефлексов на условные и безусловные?

– Нет.

– Очень интересно. Будь я помоложе – обязательно ввязался бы… Но теперь – вот, внучка. Внучка, индейцы, лекции… Надо вовремя сходить с трибуны, давать дорогу другим исследователям.

Я посмотрел на Сеченова:

– Вы не представляетесь мне человеком, очень уж уставшим и ослабленным.

Ученый засмеялся:

– Спасибо! Это я из-за московского воздуха.

– Из-за нашего воздуха? Вот уж не сказал бы, что он целебный!

Сеченов хохотнул:

– Не-е-ет… Не то чтобы целебный… Просто меньше отравлен миазмами академических интриг, я бы сказал.

– Ну, разве только академических…

Гамбрини еще раз повторил трюк с нахождением платка по пульсу, а потом вызвал на сцену пожилого господина, по виду – чиновника. Показав ему пять карт, он попросил запомнить одну, не говоря, какую. Потом еще раз показал карты, сложил их и перемешал. Далее Гамбрини развернул их веером, рубашкой к себе и вдруг неуловимым движением бросил вверх все карты – а руке у него осталась только одна – та самая, которая была загадана. Зал взорвался аплодисментами.

– Ловко, – сказал Сеченов, прищурясь, наблюдая за иллюзионистом.

– Но теперь-то он не держал его за руку. Как же так получилось, что угадал?

– Я не знаю, – ответил Сеченов, – как он сумел перетасовать карты, чтобы нужная осталась у него в руке. На это есть, наверное, особые шулерские приемчики. Да-с, играть с таким партнером я бы не сел… Но что касается угадывания карты, то, полагаю, он следил за глазами этого человека. Показывая карты в первый раз, он проводил рукой вот так, – Сеченов изобразил широкую дугу, – и мог заметить, как его визави отреагировал на нужную. Может быть, у него расширились зрачки. Может, прищурилось веко. Может, сжались губы. Реакция была. Но какая? Это уж – другой вопрос.

– Вы хотите сказать, что при достаточном опыте любой полицейский может отличить обманщика от честного человека? – спросил я. – Но тогда у нас быстро бы искоренили всю преступность.

Сеченов пожал плечами.

– При желании и долгой тренировке – да. Но одно дело увидеть, что человек врет, а второе – доказать это. А кроме того, боюсь, полиция до таких тонкостей дойдет еще не скоро.

– Надо мне все-таки внимательно прочитать вашу книгу, – сказал я. – Для моей работы отличать правду от лжи – очень важно. Бывало, собеседник наплетет с три короба, а потом мучаешься вопросом – правду сказал или соврал.