– Назгу-у-л!!! – радостно взревел громила. – Старая скотина! Чо встал, как чужой? Давай, заваливай быстрей!

Он шагнул вперед и обнял Николая Ивановича так, что у того затрещали ребра.

– Да отпусти ты, медведь чертов! – задушенно выдохнул прокурор. – Как был Большим Бабахом, так им и остался!

– Да ладно тебе, – хохотнул Баффа. – Заходи. Страшно рад тебя видеть.

Он отпустил гостя и отступил внутрь. Николай Иванович зашел – впрочем, какой там Николай Иванович! Здесь он был Назгулом Питерским, старым ролевиком и металлистом. Здесь можно было позволить себе быть самим собой, не притворяясь тем, кем не являлся.

Назгул с интересом оглянулся. В квартире Большого Бабаха, он же – Хоббит Баффа, за прошедший с последней встречи год ничего не изменилось. Только обои стали еще более ободранными. Пол покрывал толстый слой пыли – Баффа убирал в квартире, только если на него находило, а находило на него редко. Из приоткрытых дверей единственной комнаты доносился рев металла. Кажется, последний концерт «Эпидемии».

– Сделай тише, – буркнул Назгул, снимая плащ и вешая его на один из свободных крючков полуразвалившейся старой вешалки. – Я с тобой поговорить хочу, а музыку и дома послушать можно.

– Ща! – отозвался Баффа, скрываясь в комнате. Металл стих.

Затем хозяин квартиры снова появился в коридоре, окинул гостя недоуменным взглядом и поинтересовался:

– Ты чо под цивила[3]закосил, что ли? И пушка с собой…

– Так я в Москву по работе приехал, – развел руками Назгул. – А я, если не забыл, в прокуратуре обитаю. Приходится соответствовать.

– Сочувствую, – покивал Баффа. – Я б так не смог. Как ты эту удавку терпишь? – он показал на галстук. – Срывай петлю Линча, падай!

Гость рассмеялся и действительно снял пиджак с галстуком, оставшись в рубашке, да и ту наполовину расстегнул. Однако пистолет оставлять не стал, перестегнув кобуру под мышку. Затем подхватил пакет с пивом и продуктами, и уверенно двинулся на кухню. Ага, Баффа в своем репертуаре – стол оказался завален грязной посудой. Пришлось для начала сгрузить ее в мойку, а только после этого выставить пиво и положить на пакет нарезанную колбасу.

– Спаситель ты мой! – радостно прогудел Баффа. Схватил банку пива, открыл и двумя глотками высосал. – А то я с такого бодуна…

– Да уж вижу, – весело хмыкнул Назгул, садясь на скрипучую табуретку и тоже взяв себе пиво. – Что, опять без работы?

– Опять… Обещали вот место в охране, да вряд ли дадут. Наверно, снова придется грузчиком в магазин.

– Вот же рас…дяище! – укоризненно покачал головой гость. – Небось, нажрался и на работу не пошел?

– Угу… – виновато кивнул Баффа. – Ну ты ж меня знаешь…

– Да уж знаю… – вздохнул Назгул. – Жил бы ты в Питере, пристроил бы в один гараж байки ремонтировать. Там такие же, как ты, собрались.

– Это рулез! – оживился старый байкер. – Это по мне. Только мне в том Питере вписки уже нет, время другое. А тебе на хвост падать не в тему.

Он открыл еще одну банку и с наслаждением глотнул пива. Назгул смотрел на него и вспоминал первую встречу. Это в каком же году было? В девяносто первом или девяносто втором? Во втором. Точно во втором. На тусовке у Михася, когда «Перекресток» оговаривали. Тогда из Питера целая толпа на игру заехала. Едва ввалившись на вписку, совсем молодой тогда еще Назгул сразу обратил внимание на сидящего на полу огромного лысого парня в драных шортах, с очень волосатыми ногами. Тот так и представился – Хоббит Баффа. В ответ на удивление Назгула по поводу хоббита таких размеров, он резонно заметил, что ноги-то волосатые, так что с происхождением все в порядке. С этой встречи они и подружились. Затем не раз встречались на разных играх, пока старая ролевая тусовка не разбрелась в разные стороны к концу девяностых. Новая их уже не привлекала, в ней не стало прежней искренности, появилась какая-то фальшь. Как пелось в «Мастерском романсе» Ники Батхен – скопище младших детей поколения, уже не понимающих, зачем и почему они здесь. Однако Назгул с Баффой продолжали по возможности бывать друг у друга в гостях, встречаться на тусовках и концертах – оба до самозабвения обожали русский металл. Западный у них почему-то такого восторга не вызывал.

– Назгулище, мать твою, как же я рад тебя, гада, видеть! – Баффа от всей души хлопнул своей лапищей друга по плечу, отчего тот едва не выронил банку с пивом. – Как же я по тебе соскучился!

– Я по тебе, думаешь, нет? – улыбнулся гость.

– Кстати, мы с тобой сегодня идем на концерт – «Эпитафия» новый альбом исполняет. Я две проходки достал.

– Здорово, – обрадовался Назгул. – Давно вживую металла не слушал, с полгода уже.

– Ты там, смотрю, в своем Питере уже мхом зарос, – укоризненно покачал головой Баффа. – У вас же там металл-групп хватает.

– На работе сильно выматываюсь. Последнее время совсем дышать некогда. А теперь еще хуже будет.

– А чо?

– Еще работы навалили, – спохватился Николай Иванович, поняв, что ляпнул лишнего, и отставив Назгула в сторону.

– А, ясно, – сочувственно покивал Баффа. – Знаешь, не врубаюсь, как ты среди этих цивилов можешь жить… У меня не получается. Терплю, терплю, терплю, а потом все равно срываюсь и вылетаю с работы. У меня часто возникает ощущение, что мы и они – разные биологические виды.

– Вполне возможно, – помрачнел прокурор, отхлебнув пива. – Может, биологически и не разные, но морально-этически – точно. Даже самые лучшие, самые добрые из них не способны понять никого из нас. Мы их – способны. Они нас – нет. Для них мы просто сумасшедшие. А мы просто другие. И ничего тут не поделаешь.

– А то! – горько усмехнулся старый байкер. – Сумевших встроиться в их систему наших, таких, как ты, очень мало, да практически, я только тебя одного и знаю. Большей частью мы просто выживаем, стараясь не отсвечивать. Читал недавно опус одного американского социолога, в котором неформалы названы опасным вирусом, подлежащим обязательному уничтожению, если человечество хочет сохранить себя в привычном виде.

– Слышал об этом опусе, но сам не читал, – Назгул задумчиво постучал пальцами по столу. – Наше счастье, что он не слишком популярен. Пока у нас получается жить параллельно с ними, но, боюсь, это ненадолго. Наших постепенно перестают брать на работу, лишая любой возможности заработать на кусок хлеба. И очень многие сдаются, не выдерживая давления общества, сами становятся цивилами, вот только душа у них после этого умирает. Помнишь Лайра и Эрмина?

– Помню.

– Недавно случайно столкнулся с ними. Работают программистами, женились на цивилках, дети. На первый взгляд все у них хорошо. Только глаза мертвые. Попробовал я с ними поговорить о чем-то большем, чем окружающая реальность, и они тут же поспешили распрощаться, спрятав взгляд и пробурчав, что заняты, и вообще, вся эта хрень их давно не интересует. Девчонок, Лириай с Элайной, ты не знал. Они сейчас иногда появляются на тусовках и с такой тоской смотрят на сумевших остаться собой и плюющих на все условности мира цивилов, что больно становится. Они не сумели. Жизнь задавила. Ну а про то, сколько из наших спилось или скололось, не будучи в силах выносить окружающую гнусность, не мне тебе рассказывать.