Нация, настолько крошечная и однородная, что все друг друга довольно хорошо знают, настолько отличается от привычного значения слова «нация», что буквально требует новое определение. Действительно, исландцы не столько нация, сколько одна большая семья. Например, подразумевается, что большинство исландцев исповедуют лютеранство. Если они не хотят принадлежать к лютеранской церкви, то должны подать заявление властям и выйти из нее. В то же время, заполнив соответствующий бланк, они могут начать исповедовать свою собственную религию и получить субсидию. Другой пример: в телефонной книге Рейкьявика абоненты указаны по именам, поскольку в Исландии всего около девяти фамилий, и они образуются присоединением «son» [сын] или «dottir» [дочь] к имени отца. Трудно понять, как такая система упрощает дело, поскольку и имен-то в Исландии, кажется, тоже около девяти. Однако, если вы захотите продемонстрировать свое незнание Исландии, стоит лишь обратиться к мужчине по имени Сиггор Сигфуссон «г-н Сигфуссон» или к даме по имени Кристин Петурсдоттир «г-жа Петурсдоттир». Во всяком случае в любой беседе все понимают, о ком идет речь, поэтому вы никогда не услышите: «Какого Сиггора вы имеете в виду?»

Так как Исландия – это действительно одна большая семья, не стоит донимать исландцев вопросами о том, встречались ли они с Бьорк. Разумеется, они знакомы с Бьорк; кто же не знаком с Бьорк? И кто, если уж на то пошло, не знал Бьорк, когда ей было два года? «Да, я знаю Бьорк, – раздраженно отвечает на мой вопрос преподаватель финансов из Университета Исландии. – Она не умеет петь, и я знаю ее мать с детства, и они обе были сумасшедшими. От того, что Бьорк хорошо известна не только в Исландии, но и во всем мире, мое мнение о ней не изменится».

Преимущество жизни среди народа, который якобы представляет собой большую семью, заключается в том, что никому ничего не нужно объяснять – каждый знает все, что полагается знать. Я вскоре обнаруживаю, что, например, спрашивать дорогу здесь – абсолютно пустая трата времени (почти как у нас). Вам не только полагается знать, о каком-таком Бьорнйолфере идет речь в данный момент, но и то, в какой точке на карте вы находитесь. Два взрослых человека, один из которых банкир, работающий в трех кварталах отсюда, не могут объяснить мне, где находится кабинет премьер-министра. Трое других – в трех кварталах от Национальной галереи Исландии – понятия не имеют, как до нее добраться. Когда я замечаю сотруднице Национального музея, приятной женщине средних лет, что ни один исландец, похоже, не знает его местоположения, она говорит: «На самом деле никто ничего не знает о нашей стране. На прошлой неделе у нас были школьники, и учитель попросил их назвать исландского художника XIX в. Никто из них не знал.

Ни один человек! Один сказал: “Халлдор Лакснесс?”» (Лакснесс получил Нобелевскую премию по литературе в 1955 г., что было большой честью для исландца. Следующими мировое признание получили в 1980-х гг. две исландки, которые одна за другой завоевали титул Мисс мира.)

СЕЙЧАС У ЖИТЕЛЕЙ МНОГИХ городов мира сложилось ощущение, что они живут на пороховой бочке, фитиль которой уже подожжен, и никто не способен погасить его. Прохожие, гулявшие по Манхэттену накануне краха Lehman Brothers, видели пустые магазины, пустые улицы и пустые – даже в дождливую погоду – такси: люди разбежались, пока бочка не взорвалась. Такое же ощущение приближающегося конца света было у меня в Рейкьявике, только фитиль горел как-то странно. По закону предусматривается выплата выходных пособий в размере трехмесячного оклада, поэтому многие уволенные банковские служащие успели получить деньги до начала февраля, когда правительство в полном составе ушло в отставку. Курс кроны к валютной корзине падает более чем в три раза по сравнению с пиковым значением. Поскольку Исландия импортирует все, кроме энергии и рыбы, практически все цены в середине декабря резко подскакивают. Одна новая знакомая, работающая на государственной службе, рассказывает мне о походе в магазин за светильником. По словам продавца, нужного светильника в продаже больше нет, но он может заказать его в Швеции – по тройной цене.

Тем не менее в одночасье разорившееся общество со стороны кажется почти не изменившимся со времен, когда оно считало себя богатым как никогда. Пример тому – Центральный банк Исландии. Почти наверняка евро станет валютой Исландии, а крона прекратит свое существование. Без нее же отпадет необходимость в центральном банке, призванном поддерживать стабильность местной валюты и регулировать процентные ставки. Здесь обретается Давид Оддссон, виновник взлета и падения Исландии. Еще в 1980-е гг. Оддссон попал под магическое влияние блестящего экономиста Милтона Фридмана, который был способен убедить в никчемности правительства кого угодно, даже самих правительственных чиновников. И Оддссон начал искать путь, который поможет исландскому народу обрести свободу, под которой он понимал свободу от любого контроля со стороны правительства. В бытность премьер-министром он снизил налоги, приватизировал промышленность, расширил свободу торговли и, наконец, в 2002 г. приватизировал банки. В конце концов, ему надоела должность премьер-министра, и он возглавил Центральный банк – не имея никакого опыта в банковском деле и будучи по образованию поэтом.

После краха этот ученик Милтона Фридмана нашел убежище в своем кабинете в банке и отклоняет все просьбы дать интервью. Высокопоставленные чиновники из правительства сообщили мне, причем без шуток, что предполагают, будто он большую часть времени сочиняет стихи. (В феврале 2009 г. новое правительство попросит его уйти в отставку.) Впрочем, снаружи Центральный банк Исландии по-прежнему выглядит элегантным черным храмом на фоне белых скал по другую сторону бухты. Туда по-прежнему ходят трезвые на вид люди. Мальчишки стрелой летят с горы по соседству с Центробанком, и им наплевать на то, что они играют в эпицентре глобальной катастрофы. Внешне все выглядит как до краха, хотя в действительности все в корне изменилось. Фитиль горит, и огонь приближается к пороховой бочке.

Когда Нил Армстронг сделал свой «маленький шаг» из корабля Apollo 11 и огляделся вокруг, ему, вероятно, подумалось: «Ух ты, прямо как в Исландии» – хотя поверхность Луны никак не походила на Исландию. Но ведь он был туристом, а у туриста неминуемо складывается искаженное мнение о месте посещения: он встречается с нетипичными людьми, получает нетипичные впечатления и осматривает многочисленные достопримечательности через призму фантастических мысленных образов, с которыми он сюда прибыл. Когда Исландия стала туристом в высоком мире финансов, она столкнулась с той же проблемой, что и Нил Армстронг. Исландцы являются одной из самых инбредных наций на земле – предмет активного изучения генетиками. Они прожили на этом отдаленном острове 1100 лет без выкупов с использованием заемных средств, враждебных поглощений, торговли деривативами и даже мелкого финансового мошенничества. Когда в 2003 г. они сели за один стол с Goldman Sachs и Morgan Stanley, у них было лишь примерное представление о деятельности и поведении инвестиционного банкира, почерпнутое по большей части из познаний молодых исландцев, которые учились в американских школах бизнеса. И то, как они поступили с деньгами, невольно вызывает ассоциацию с образцом американца году этак в 2003-м. Например, они сразу поняли, что финансы – это торговля бумажками, а не вложения в сферу производства. Они предоставляли кредиты не для стимулирования производственной деятельности, а для финансирования своих друзей и родственников, которые, как настоящие инвестиционные банкиры, приобретали дома на Беверли-Хиллз, британские футбольные команды и супермаркеты, датские авиалинии и медийные компании, норвежские банки, индийские электростанции.